<Тетрадь 04 (стр. 571 — 760>

Вспоминаю и всматриваюсь. Тетрадь 3

Вспоминаю и всматриваюсь. Тетрадь 5.

Исаак Аронович Вайнштейн

   (3 марта 1917 – 6 февраля 2008)

Вспоминаю и всматриваюсь

                   Вот я кончил школу. Пусть семилетка – всего лишь начало. Но тогда мне казалось, что я уже многое повидал, многое знаю, и что передо мною широкая дорога.

Так или иначе, я впервые стоял перед выбором: что делать дальше? Куда идти учиться?

Кончился определенный этап моей жизни. И пришло время остановиться и немного отдышаться. Я сделаю перерыв в описании своей жизни. И расскажу все, что знаю и сумею, о прошлом: о бабушках и дедушках, о родителях, М. и других родных.

К сожалению, я знаю только немногое, и документов мало.

Я и раньше, конечно, писал о папе, маме и М. Так что иногда, быть может, я буду повторяться.

 

Глава 5

 

1.

Папиных родителей я никогда в жизни не видел. Дедушка умер до моего рождения, в 1913 году. И мне дали имя Исак – по нему. На самом деле, у него было двойное имя, Шолом-Ицхок, т.е. Соломон-Исак, но мне  выбрали второе. Да и папу всегда звали Арон Исакович.

Между прочим, по дедушке дали имя и моей двоюродной сестре, папиной племяннице. Но оно было переиначено на английский лад: Изадора. Ее уменьшительное, Иза, почти точно совпадает с моим.

В своей автобиографии (см. ниже) папа пишет, что дедушка в Вильне (ныне Вильнюс) был приказчиком низшего ранга на пивоваренном заводе. Теперь я уже не могу вспомнить, когда, и от папы ли, я слышал, но почему-то давно знал, что дедушка развозил пиво. Так ли это было – не знаю

Дедушка был первым в семье, носившим фамилию Вайнштейн. Его отец имел фамилию Мурмес. Такова наша правильная родовая фамилия. Впрочем, когда появилась эта фамилия, — не знаю. Фамилию Вайнштейн дедушке сумели дать сразу после его рождения, чтобы освободить его от службы в армии: единственного ребенка тогда в армию не брали.

Про бабушку знаю не больше того. Ее девичья фамилия Брудняк, звали ее Рахиль. Она, как и дедушка, родом из Вильны. Как-то Ева, папина сестра, сказала мне, что один брат бабушки нанимал специального человека, чтобы тот зимой постоянно держал открытой прорубь на реке: дядя купался в этой проруби ежедневно всю зиму. Другой (или тот же?) папин дядя несколько раз упоминается в папиной и маминой переписке в 1914 году.

В 1896 году дедушка и бабушка вместе со всеми своими детьми, кроме папы, эмигрировали в Англию. Смутно помню рассказ о том, что сначала они немного задержались где-то в Германии, а потом перебрались в Лондон и там и осели, хотя первоначально собирались ехать в Америку. Если это так и было, то, наверно, доехать до Америки у них не хватило денег.

Чем занимался дедушка в Лондоне, тоже достоверно не знаю. Папа как-то говорил, что он набивал гильзы папирос табаком и торговал этими папиросами. Но моя двоюродная сестра Дина (дочь Евы и сестра Изы) сказала, что дедушка занимался исключительно Торой и Талмудом, он был уважаемым человеком среди окрестных евреев, к нему многие приходили за советом и разъяснениями. Но к реальной жизни он не был приспособлен. А все в семье делала бабушка. Она и торговала в их малюсенькой табачной лавочке.

Дина родилась в 1907 (а может быть, даже в 1905) году и помнила дедушку. Что же касается бабушки, то Дина ее очень хорошо знала до самой бабушкиной смерти.

У дедушки и бабушки было семь детей. Дина как-то, лет десять назад, написала для меня имена всех этих детей и тех из их потомков, которых она вспомнила. Вот ее список:

Дети: Хая, Арон, Хава (=Ева), Мери, Дебби (Дебора), Бенни (Вениамин), Сайми (Симон).

Дети Хаи: Рубен, Милли, Хетти, Дина, и еще два.

Дети Мери: Абрахам, Ревека, Ада, Сисси, Дина, и еще один.

Дети Дебби: Эшли, Сильвия, Маргарет.

Дети Бенни: Норрис, Ирэн.

Дети Сайми: Фео (Theodora), Руфь (Ruth), Кристофер (Christopher).

__________

 

Дети Эшли: Поль (Paul), Сара, Диана.

Дети Сильвии: Керолайн, Стивен.

Дети Маргарет: Katherine, Саймон, Lucy, Daniel.

Дети Ирэн: Jan (Джен), Natalie, Helen, Rosa, и еще два.

__________

 

Для полноты картины дополню еще:

Дети Арона: Александр (Саня) и Исак (по паспорту: Исаак).

Дети Евы: Дина, Ариель (Эриэл) и Иза (Изадора).

__________

 

Конечно, у многих из перечисленных выше детей есть уже свои дети и внуки, а может быть, и правнуки. Многие, — а из папиных братьев и сестер, — наверное, все, — уже умерли. И занятия, и профессии у всей этой многочисленной родни – разнообразны. Кто-то, кажется, Сайми, стал богатым человеком. Кто-то уехал в Израиль. Но большинство так и осталось в Англии.

Тогда же Дина кое-что рассказала о занятиях некоторых родственников.

Сама Дина, Сильвия и Маргарет – учительницы, Катерин – учительница английского языка, Люси – учительница в школе, ведет несколько предметов в классах с учениками от 11 до 13 лет; в то время она была без работы. Саймон (сын Маргарет) – врач, уехал в Новую Гвинею.

Все эти сведения мне чрезвычайно интересны. Но из всех английских родственников я знаю только семью Евы, в 1935 году вернувшейся в Советский Союз. Об Ариеле я уже написал раньше, а о самой Еве, Дине и Изе расскажу в свое время. Всех же остальных не только я не знаю, но и они, по-видимому, не знают о нашем с Саней существовании. Так что Бог с ними. Я здесь их упомянул только для того, чтобы к этому вопросу больше не возвращаться.

Дедушка, как я уже писал, умер в 1913 году (19 ноября по новому стилю). Но папа с мамой после женитьбы успели в том же году съездить в Лондон и еще застали дедушку в живых.

А бабушка прожила очень долгую жизнь. Любопытно, что, проживя полвека в Англии, она так и не научилась английскому языку. Она говорила только по-еврейски (на идиш), но этого ей вполне хватало. Папа, пока был жив, изредка переписывался с ней (по-еврейски). Она пережила вторую мировую войну и умерла, кажется, в 1946 году в возрасте 96 лет (Это – точная цифра). У меня есть ее фотография в черном парике.

 

2.

Мамины родители жили в Минске. Фамилия дедушки – Лившиц, я звали его Яков-Меер, но первое имя было главным, и его дочери были Яковлевны. Девичья фамилия бабушки была Баренбойм (раньше я слышал Каценеленбойм, но двоюродная сестра, Гиточка, уверила меня, что я ошибался). Мне когда-то говорили, что бабушкин брак был мезальянсом: она была из более состоятельной и известной семьи, чем дедушка. Но верно ли это? – теперь не узнать.

<Примечание автора на полях>: В журнале «Советиш Геймланд» № 2 за 1970 г., стр 156, написано Каценелбойгн. Так и надо считать.

 

Дедушка был участником Русско-Турецкой войны 1877-78 г.г. У меня есть его фотография того времени с Георгием на груди. Недавно я узнал, что Минская губерния отправила на эту войну дивизию евреев-добровольцев. Наверно, дедушка был как раз в этой дивизии. И я горжусь тем, что в юности добровольцем он участвовал в справедливой войне и заслужил Георгия.

Имеется один малонадежный источник, из которого можно почерпнуть кое-какие сведения и о дедушке. Я говорю о биографии М., написанной Э.Фольковичем в 1965 г. и опубликованной в польской газете на идиш «Голос народа». Не знаю, откуда Фолькович взял эти сведения, но он пишет про родителей М.:

— «Мать необыкновенно красивая женщина, сердечная, энергичная, вела хозяйство в собственном двухэтажном доме и помогала мужу в его делах.

Отец – большой любитель музыки и песни имел слабость писать стихи и рассказы…»

__________

 

Гиточка, моя двоюродная сестра, которая жила в Минске в семье дедушки и бабушки, помнит его довольно смутно: ей было шесть лет, когда он умер (в 1924 г.), но тоже определенно помнит, что у него был хороший голос. Он даже был кантором в синагоге. Она говорит еще, что он очень любил шутить, и что до самой его смерти у него были пышные, курчавые волосы.

А то, что бабушка была необычайно красива, подтверждать не требуется: это видно из нескольких ее сохранившихся фотографий.

Дедушку я почти совсем не помню: ведь я жил в Москве, а он в Москву не приезжал. Последний раз я видел его в 1922 году, когда ездил с М. в Минск. Помню только, как мы садились за обеденный стол в столовой, и дедушка приходил немножко позже из своего кабинета и садился против меня – спиной к кухне. И еще помню, что я все его спрашивал:

— Дедушка! Ты веришь в Бога?

(Я был тогда очень воинственно настроен.) А дедушка не отвечал, а только улыбался и отшучивался.

У дедушки до революции, и в самом деле, был собственный двухэтажный небольшой дом на Новомосковской улице. Первый его этаж, — в действительности, полуподвальный, — был кирпичным, а второй – деревянным. С улицы двери во второй этаж не было. А во дворе была довольно широкая деревянная лестница, ступенек в 8-10, которая вела на террасу, а уже из нее была дверь на кухню. Справа от кухни, если смотреть с террасы, был дедушкин кабинет, а прямо за кухней была столовая, а затем несколько комнат.

Я хорошо помню этот дом по поездкам в Минск в 1922 г. и 1926 г. Есть и его фотография. Есть и несколько плохих снимков меня на террасе и на кухне. Все эти снимки были сделаны в 1959 году.

Двор был довольно узким, а за ним стояло одноэтажное строение, разделенное, как теперь бы сказали, на боксы. В левом из них была уборная, а в остальных – конюшни для дедушкиных ломовых лошадей: ведь дедушка торговал дровами, и эти дрова нужно было развозить.

В правой части двора, если смотреть от дома, к строению, о котором я говорил, примыкал маленький симпатичный домик. В нем жила, когда вышла замуж, Аннушка, няня Фридочки, а потом – наша. А затем тянулся довольно большой пустырь, принадлежавший дедушке. Там до революции и находился дровяной склад. А когда мы приезжали в Минск в 1926 году, на дальней его части бабушка сажала картошку, а на ближней мы с Саней играли.

Сразу после революции М. уговорила дедушку отдать свой дом государству. Она, конечно, не могла допустить, чтобы ее отец был домовладельцем. Часть второго этажа была отдана, и из нее образована другая квартира. Я знаю, что одно время ее занимал некий Нодель. А у дедушкиной семьи из пяти человек (после того, как мы переселились в Москву) осталось 4 или 5 маленьких комнаток. Дровяной склад тоже был ликвидирован.

Чем занимался дедушка в эти последние годы своей жизни – не знаю. Скорее всего, отсутствие работы угнетало его и, может быть, приблизило его смерть. Он умер, — по словам Гиточки, — от какой-то болезни предстательной железы. Хотя в одной приписке к письму папе в Сибирь он и подписался «Старик», — это было в 1917 году, — я думаю, что в момент смерти он не был особенно старым. Если посмотреть на его молодую фотокарточку, сделанную в 1878 или 79 году, и если сопоставить это с тем, что его старшая дочь, М., родилась в 1880 г., то без большой ошибки можно заключить, что он родился примерно в 1855 году, или даже чуть позже. Если это так, то он прожил не более 69 лет.

А бабушку, Берту Александровну, я помню очень хорошо. Я уже много про нее писал. Есть несколько ее фотографий: с мамой, с Фридочкой, с нами. Она была очень доброй, очень веселой и остроумной, очень любила нас – своих внуков и внучек.

После того, как папа женился, и М. уехала на Петроверигский переулок, бабушка переехала из Минска к ней и стала вести ее хозяйство. В Москве я очень часто ее видел. Умерла она в июне 1932 года. Об обстоятельствах ее смерти я уже писал (см. стр. 569-570 <в тетради>) и еще напишу в своем месте. Бабушке было не то 71, не то 73 года. Кажется, вторая цифра достоверней.

У дедушки и бабушки было три дочери: М., Гитта (моя мама) и Ода (или Одда). Перечислю, как это сделал раньше для папиных родных, их детей:

Дочь М.: Фрида (Фридочка).

Сыновья Гитты: Александр (Саня) и Исак (я=Изик).

Дочь Оды: Гита (Гиточка).

Саня назван в память бабушкиного отца, а Гита – в память моей мамы, Гиточки. Кстати сказать, мама в письмах папе подписывалась Гитта с двумя т, а Гиточка – пишет свое имя с одним т. Вероятно, правильнее писать два т, но я уж всюду (и для мамы, и для сестры) буду писать одно.

Сохранилось удостоверение мамы от 7 марта 1909 г. о том, что, как удостоенная звания лекаря, она с первой половины 1909 года исключена из Раковских мещан Минского уезда. В этом удостоверении она названа Гитой-Двейрой Янкелевной Лифшиц (Гита – с одним т, и фамилия через ф, а не в). Отсюда, видимо, следует, что дедушка происходил из городка (или местечка?) Раков. Я нашел его на карте: он расположен в 31 километре от Минска по шоссе Минск-Лида-Гродно. И, видимо, хотя дедушка давно жил в Минске, он сам и вся его семья были приписаны к «Раковским мещанам».

Но ничего о прадедушках и прабабушках я не знаю, кроме того, что папины дедушка и бабушка со стороны матери в 1914 г. еще были живы, хотя и были очень старыми и слабыми, а отец бабушки Берты умер в 1873 г., а ее дочерей нянчила и пеленала ее мать.

 

3.

Существует несколько опубликованных биографий папы. Я начну с того, что приведу те из них, которые есть у меня.

• Автобиография из словаря «Гранат».

В приложении к 41-му тому энциклопедического словаря Гранат: «Деятели СССР и Октябрьской революции» на стр. 56-61 можно прочитать:

Вайнштейн, Арон Исаакович (автобиография) (партийная кличка Рахмиэль, Рахмилевич). Родился 23 ноября 1877 г. в Вильне. Отец был приказчиком низшего ранга на пивоваренном заводе. Семья жила очень бедно. Образование получил сначала в еврейском начальном училище, а потом в еврейском Учительском Институте в Вильне же. С 14 лет уже зарабатывал частными уроками. Начальное училище состояло при еврейском Учит. Институте. Среди воспитанников Института были социал-демокр. Кружки, связанные с местной виленской социал-демокр. рабочей организацией. Еще мальчиком я, по-видимому, привлек внимание некоторых членов этих кружков, и они стали осторожно, но внимательно руководить моим чтением. Помню, что еще к 13-14 годам я получил от них книгу Писарева, которая к тому времени уже была изъята из обращения, причем со мной вели беседы на темы, связанные с чтением этой книги. Мне осторожно дали понять, чтоб я другим этой книги не показывал. Таким образом, я в этом раннем возрасте уже стал постепенно приучаться к конспирации, хотя не совсем понимал, для чего это нужно. К руководителям моим чтением и развитием я чувствовал особую благодарность (это были: некий Резник, один из первых социал-демократов, умерший сравнительно молодым; Портной – партийная кличка Нойах – очень видный руководитель Бунда, теперь принадлежит к возглавляющим Бунд в Польше и др.)

Летом 1892 г. я уже вошел в состав революц. кружка, на котором хотя читались и разбирались произведения Белинского, Добролюбова, Писарева, но рядом с этим знакомили нас с вопросами революц. движения. В это лето я покончил с верой в бога, с религией. На эту сторону руководители обращали особенное внимание, как в раб. кружках, так и в интеллигентских. Первым признаком члена «кружков» было курение папирос в субботу, непосещение синагоги, полный разрыв с религиоз. обрядами. В семейном быту это обыкновенно означало полную революцию и разрыв «детей» с «отцами». То же произошло и со мной. В это же лето я прочел первую нелегальную книжку (кажется, о Софье Перовской), узнал в общих чертах, что такое социал-демократия, узнал о Марксе. Летом 1893 г. я уже познакомился с еврейскими рабочими, участниками виленских рабочих кружков и имел с ними много бесед по злободневным вопросам, выдвинутым тогдашней стадией рабочего движения, читал первые книжки обществ. содержания на еврейск. языке, уже знал в лицо руководителей рабочей организации в Вильне, твердо знал, что я – социал-демократ, что рабочие организованы в кассы, устраивают стачки и т.п. С 1893 г. по 1897 г. я провел в Виленском Евр. Учительском институте, который и кончил. Институт этот был интернатом, возглавлялся педагогами-реакционерами, и почти все воспитанники питали к Институту и к его реакционному режиму глубокую ненависть, нередко прорывавшуюся в целом ряде коллективных выступлений против самых ненавистных представителей этого режима. Эта обстановка была чрезвычайно благоприятна для революц. развития учащихся. В Институте было несколько социал-демократ. кружков, мы уже читали более серьезные книги по вопросам революц. движения (помню «Вестн. Народной воли», «Социал-демократ», издав. Группой Освобождения Труда, отдельные брошюры той же группы, «Коммунист. Манифест» и т.п.). К концу этого периода мы уже интересовались борьбой между марксизмом и народничеством, усердно изучали Николая О-на, Михайловского, Струве, Бельтова и др. Читали журналы, марксистский сборник со статьей Ленина (К. Тулина), сожженный цензурой. За этот период я познакомился с первым томом «Капитала» Маркса. В каникулы уже вел занятия с рабочими кружками. Окончил я институт совершенно оформившимся марксистом-эс-деком, готовым к практической революц. работе, к которой приступил немедленно.

В 1898 г. я переехал на учительскую работу в Варшаву, сразу вступил в местную организацию Бунда, сразу сделался членом т.н. «агитаторского собрания», объединявшего всю работу среди еврейских рабочих в Варшаве, и через несколько месяцев был кооптирован в комитет Варшавской организации Бунда. Еврейское рабочее движение в Варшаве крепло и развивалось, и я принимал в нем самое активное участие – вел пропаганд. кружки, руководил политич. и экономич. работой в отдельных «крахах» (профессиях), выступал на собраниях, писал листовки, принимал участие в редакции нелегальной газеты, издав. Варшавским комитетом Бунда «Варшавер Арбейтер» («Варшавский рабочий») и т.п. Ярко помню ту раздвоенную жизнь, кот. приходилось вести. Как способный педагог я был назначен одним из руководителей учительских курсов. День проводил в общении с учителями, отсталыми футлярными людьми, очень далекими от какой-либо политики и общественности. Приходилось «застегиваться на все пуговицы», не выдавать себя ни единым словом. Вечером я отправлялся в рабочие районы, на «биржу» (место встречи членов партии и рабоч. организаций) или в нелег. типографию, помогать печатать, корректировать, выносить готовые экземпляры и т.п.д. В начале 1900-го г. я уже принимал участие в 3-м съезде Бунда, происходившем нелегально в Ковне, в качестве делегата Варшавской организации. В развернувшихся на этом съезде, в связи с вопросом о национальной программе Бунда, дебатах по вопросу о Бунде вообще, я, вместе с остальными варшавскими делегатами, был тогда решительным противником слишком широкого и националист. толкования мотивов, по которым должен существовать Бунд как особая организация, и высказался за то, что Бунд будет нужен только до падения самодержавия. Тогда же я высказался и голосовал против национальной программы Бунда. К концу 1900 г. я был вынужден покинуть Варшаву вследствие провала на рабочем собрании и начавшейся усиленной слежки, и выехал нелегально за границу в Берлин. Там несколько месяцев слушал курс общественных наук в Берлинском унив. и близко познакомился с борьбой течений, происходившей тогда в российской социал-демократ. («Искра» и «Рабочее дело»). Стал ближе к загран. комитету и загран. организациям Бунда, где националист. течение наиболее процветало. Там же и мои мысли приняли более националист. и более сепаратистское напрвление.

Весной 1901 г. вернулся в Россию, по предложению ЦК Бунда поехал на работу в Вильно, где сразу вошел в комитет и занял руководящее положение. Летом того же 1901 г. был на 4-м съезде Бунда как делегат от Вильны, принял активное участие в решениях съезда, ознаменовавших решительный поворот во всей истории Бунда (принятие национально-культурной автономии как программы и федерализма как принципа организации партии). На этом съезде был избран в центр. комитет Бунда, и с тех пор уже оставался несменяемым членом ЦК Бунда до самой ликвидации его, в связи с вступлением в РКП(б). Спустя несколько месяцев был арестован и просидел 15 месяцев в различных тюрьмах Вильны и Москвы. Был освобожден под залог в конце 1902 г. С начала 1903 г. бежал из-под надзора, перешел на нелегальное положение и с тех пор до самого конца работал в качестве партийного профессионала нелегально с очень короткими просветами легальности в ЦК Бунда в качестве одного из деятельных его членов. По своим способностям я преимущественно организатор и в качестве такового и вел работу. Был постоянно в разъездах по многочисленным, очень разветвленным организациям Бунда, выступал на внутренних собраниях, достаточно широких, а в момент некот. легал. возможностей и на больших рабочих собраниях, принимал участие в редакт. нелегальн. органов Бунда – руководящем «Ди арбейтер штиме» («Рабочий голос») и массовом «Дер Бунд», писал воззвания, принимал участие в международных совещаниях и т.п. Из общепартийных съездов и конференций РСДРП был на Лондонском Съезде, на Парижской конференции и на 2- конференциях в Финляндии (Гельсингфорс и Тамерфорс). Вместе с Бундом в целом разделял все его политические колебания и ошибки и националистич. уклоны, неся за них полную ответственность. В период реакции, после 1905 г., непрерывно оставался на работе в ЦК Бунда – и в продолжение всех этих лет, иногда оставаясь почти один, занимался работой по склейке, руководству, укреплению и оживлению нелегальных партийных организаций Бунда.

В период ликвидаторства разделял увлечение легальными формами рабочего движения и «петиционные» иллюзии, но резко расходился с ликвидаторами по вопросу о нелегальной партийной организации, считая необходимым ее сохранение и укрепление в качестве руководительницы всем движением пролетариата. В период империалист. войны был в ссылке, был интернационалистом умеренного толка, вернее центристом. Революция 17 г. освободила меня из ссылки и вернула к активной партийной работе. На X-й конференции Бунда был вновь избран в ЦК Бунда и этим ЦК был избран его председателем, в качестве какового оставался до ликвидации Бунда. В период от февраля до октября помимо партийной работы принимал активное участие в революц. работе в Минске в качестве члена исполкома, потом председ. городской думы, на каковой пост был выдвинут социалистическим блоком (с.-д., с.-р.). Вместе с другими членами ЦК по мере хода и осложнения революции фактически свернул на оборончество, исходя из соображений ответственности за исход революции. Во время Октябрьской революции был ее принципиальным противником, но решительно боролся против всяких попыток насильственного выступления против советской власти.

Большую часть первого года существования советской власти провел в Белоруссии, под немецкой оккупацией, и вел энергичную борьбу против оккупантов. Под влиянием событий в Германии, вместе с несколькими др. видными деятелями Бунда в оккупации, пережил переворот в сторону признания социалистического характера за революцией. Когда в Белоруссию пришла советская власть, сразу, вместе с другими товарищами из Бунда, стал работать на различных ответственных постах, при чем был членом Коллегии двух Комиссариатов. На 7-м съезде Советов в приветствии съезду, произнесенном мною от имени Бунда, наш решительный поворот сказался в полной мере. С конца 18 г. совершается постепенная, хотя и медленная эволюция в сторону коммунизма, которая завершается в начале 20 г. на XII бундовской конференции, кончившейся расколом. Вместе с другими товарищами возглавлял большинство, принявшее коммунистическую программу и тактику. Когда перед Бундом встал совершенно конкретно вопрос о вступлении в РКП, я вместе с некоторыми др. товарищами возглавлял течение в пользу объединения и вел широкую кампанию среди членов Бунда за это объединение. После последней конференции Бунда вошел в РКП и приветствовал от имени Бунда X съезд РКП. В Белоруссии был членом ЦИК’а с тех пор, как он существовал, а потом и членом президиума ЦИК’а, там же был еще за год до вступления в партию председ. Совнархоза Белоруссии. Потом был замест.председ. Совнаркома Киргизской республики, председ. Кир.СТО, членом Киргизского Бюро ЦК и Обкома. С лета 1923 г. состою членом Коллегии НКФина СССР. При царской власти сидел в тюрьме 4 раза, в общей сложности 2 года, был в ссылке с Сибири в Енисейском у. в течение 3-х лет, из которой освобожден революцией 1917 г.

_________

Конечно, слова «можно прочитать» не нужно понимать буквально. Можно прочитать, если в руки попадется соответствующий том, да еще – полный. Прибавление «Деятели СССР и Октябрьской Революции» к 41-му тому словаря Гранат распределено по двум или трем полутомам. Оно содержит, насколько помню, примерно 200 биографий и автобиографий, в том числе Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Сталина и других. Ясно, что в 37 году, если не раньше, это прибавление было в библиотеках выдрано из томов и изъято. В частности, на полках в Ленинской библиотеке стоит словарь Гранат с 41-м томом (посвященным СССР), но без прибавления.

<вставка> В 1989 г. выпущено в отдельном томе факсимильное                      издание этих прибавлений к 41-му тому словаря «Гранат» под                          заглавием «Деятели СССР и революционного движения России» Так              что теперь их можно прочитать. На полях возле каждой биографии              или автобиографии помещен соответствующий портрет, указаны даты         рождения и смерти, и написано несколько слов о дальнейшей судьбе               этого человека. Портрет, помещенный около папиной автобиографии,

на папу, мне кажется, совсем не похож, хотя волосы – такие, как были

у папы в молодости. А под ним написано:

ВАЙНШТЕЙН А. И.

(1877 – 1938)

С 1923 член коллегии Наркомфина СССР, начальник Главного                        управления государственного финансового контроля.                                       Необоснованно репрессирован, в тюрьме покончил жизнь                                самоубийством

_______

 

Всего в книге содержится 44 автобиографии «Революционных                         деятелей русского социалистического движения 70-х и первой                         половины 80 гг. XIX века» и – 244 биографий и автобиографий                        «Деятелей СССР и Октябрьской революции». Так что я ошибся                       ненамного. <конец вставки>

 

Кстати сказать, это прибавление содержит так мало имен, что оно, по крайней мере, в моих глазах, — и, не сомневаюсь, когда оно было доступно, и в глазах всех читателей, — чрезвычайно престижно. Оно показывает высокое место папы среди революционных деятелей первой четверти 20-го века в России.

У меня перед глазами несколько страничек с приведенной автобиографией. Когда они были вырваны из словаря и оказались у нас, — не помню, а, может быть, и никогда не знал. Автобиография папы идет сразу же за автобиографией Бухарина, конец которой попал на те же странички.

Эта автобиография является наиболее подробным источником, освещающим жизнь папы до революции и в первые годы после нее, особенно ценным потому, что в ней он сам описывает основные события своей революционной и политической жизни.

Есть еще несколько его биографий; все они относятся примерно к тому же времени — второй половине двадцатых годов. И хотя они во многом повторяют приведенные выше факты, они все же содержат и кое-что новое: иногда отмечают какую-нибудь деталь, иногда о том же говорится под другим углом зрения. Так что я приведу все то, что есть в моем распоряжении. Это стоит сделать, кроме того, и просто для полноты картины.

 

4.

Начну с биографии в Био-Библиографическом словаре деятелей русского революционного движения, издававшемся Обществом политкаторжан и ссыльно-поселенцев. Этот великолепный словарь, к несчастью, был не закончен публикованием, а Общество – распущено, и многие из его членов – репрессированы в 30-х годах. Том V посвящен социал-демократам. Этот том был доведен только до начала буквы Г (всего 2 выпуска), но папа в него попал. У меня опять есть несколько вырванных страничек. Эта биография, опубликованная в 1933(2?) г., замечательна довольно большой библиографией. Там же есть портрет с подписью: А.И.Вайнштейн с фотогр. 1897 г. из собр. Музея «Каторга и Ссылка» (см. стр. 596-599 2-го выпуска V тома).

 

2) Биография из словаря деятелей революционного движения в России.

 

Вайнштейн, Арон Исаакович (Ицкович) («Рахмиэль», «Рахмилевич»), мещанин. Род. 23 ноября 1877 г. в Вильне в семье мелкого служащего на пивоваренном зав. Учился в начальном уч-ще при Виленск. еврейском учительском ин-те, с 1893 г. по 1897 г. в самом ин-те, который и окончил. В 1892 г. вошел в состав кружка, в котором, наряду с чтением и разбором Белинского, Добролюбова и Писарева, участники знакомились с вопросами рев. движения. В 1893 г. познакомился с еврейскими рабочими – участниками виленск. рабочих кружков. Во время пребывания в стенах ин-та участвовал в существовавших среди слушателей марксистских кружках, одновременно ведя работу среди рабочих, и окончил ин-т вполне оформившимся соц.-демократом. В 1897-98 гг. был учителем в мест. Ошмяны Виленской губ., где вел работу в местной орг-ции «Бунда». В 1898 г. переехал на учительскую работу в Варшаву, сразу вступил там в орг-цию «Бунда» и сделался членом «агитаторского собрания», объединявшего всю работу среди еврейских рабочих Варшавы, а через несколько месяцев кооптирован в ком-т Варшавск. орг-ции «Бунда». Вел пропагандистские кружки, руководил политической и экономической работой в отдельных профессиях, выступал на собраниях, писал листки, принимал участие в редакции нелегальной газеты Варшавск. ком-та «Бунда» — «Варшавер Арбейтер». В конце 1899 г. участвовал как делегат от Варшавы в третьем съезде «Бунда» в Ковне. К концу 1900 г. дожжен был из-за провала на рабочем собрании и усиленной слежки оставить Варшаву и выехать в Берлин. Весной 1901 г. вернулся в Россию и по предложению ЦК «Бунда» поехал на работу в Вильну, где стал одним из руководителей местного комитета «Бунда». На четвертом съезде «Бунда» в конце мая 1901 г. в Белостоке, в работах которого он участвовал как делегат Виленск. орг-ции, избран в состав ЦК «Бунда» и с тех пор оставался несменяемым членом ЦК до вступления «Бунда» в РКП(б). В ночь на 31 июля 1901 г. арестован в Вильне, при обыске отобрано письмо об  отношениях «Искры» и «Бунда». Просидел 13 месяцев в Московск. тюрьме, а затем 2 мес. в Вильне. Осенью 1902 г. выпущен в Вильне под залог, с начала 1903 г. бежал из-под надзора и перешел на нелегальное положение для участия в работе ЦК, в дальнейшем, за исключением непродолжительного периода в течение 1907-08 гг., живя все время нелегально (дело о В. 1901 г. было разрешено выс. пов. 18 окт. 1903 г., по которому он, по вменение в наказание предварительного заключения, подлежал отдаче под гласн. надз. полиции на 3 года в месте приписки). В ЦК В. Вел работу преимущественно в качестве организатора, находился в постоянных разъездах по многочисленным бундовским орг-циям. Принимал участие в редактировании бундовских органов «Ди арбейтер штиме» и «Дер Бунд». В 1905 г. работал в Двинске, где находился тогда ЦК, во время октябрьских событий 1905 г. был на шестом съезде «Бунда» в Швейцарии. В ноябре 1906 г. участвовал от «Бунда» на первой Всеросс. конференции РСДРП в Тамерфорсе. 26 дек. т.г. арестован в Варшаве пол фамилией Мееровича (под этой фамилией В. жил с 1903 г.) на первом заседании объединенного избирательного ком-та Соц.-демократии Польши и Литвы и «Бунда» по проведению выборов во II Гос. думу. В марте 1907 г. был выпущен из тюрьмы под залог; предан суду Вашавск. суд. палаты вместе с Ф.Э.Дзержинским и др., но скрылся (дело слушалось 25-27 окт. 1908 г.). После освобождения участвовал в Лондонском съезде РСДРП (с совещательным голосом от ЦК «Бунда» под обычным псевдонимом «Рахмилевич»), позднее (в ноябре 1907 г.) – в третьей Всеросс. конференции РСДРП в Гельсингфорсе. В дек. 1908 г. присутствовал от «Бунда» на общепартийной конференции РСДРП в Париже. К тому же 1908 г. относится работа В. в качестве руководителя (после Копельзона) легального бундовского издательства «Ди Вельт» в Вильне. После обыска в издательстве должен был скрыться. В течение всего периода реакции продолжал работу в бундовском ЦК. Собрав вокруг себя рабочий актив, вел борьбу с демобилизационными настроениями, занимался восстановлением и укреплением нелегальных орг-ций, постановкой нелегальной и легальной печати и т.д. В 1912 г. с Гроссером руководил в Варшаве избирательной кампанией в IV Думу. 24 марта 1914 г. арестован в Варшаве, во время приезда в Польшу для организации выпуска первомайского воззвания. После 4-х месяцев тюремного заключения выслан на 3 года в Енисейскую губ. (с. Яланское). В годы войны занимал центристскую позицию, которую защищал и на первой конференции «Бунда» после Февральской революции (X конференция, в апреле 1917 г.). Впоследствии свернул на позиции оборончества. Избранный на X конференции ЦК выбрал В. своим председателем. Состоял, кроме того, членом Минского Исполкома, затем председателем городской думы в Минске. Участвовал в т. наз. объединительном (авг. 1917 г.) и чрезвычайном (ноябрь-дек. т.г.) съездах меньшевиков. Во время Октябрьской революции был ее принципиальным противником, но боролся со всякими попытками насильственного выступления против Советской власти. В период немецкой оккупации оставался в Минске на посту председателя городской думы, а с мая 1918 г. был председателем Центрального бюро проф. Союзов там же. Под влиянием событий в Германии вместе с несколькими др. видными деятелями «Бунда» пережил поворот в сторону признания социалистического характера революции и в дальнейшем эволюционировал к полному признанию программы и тактики коммунистической партии и являлся одним из самых деятельных поборников вступления бундовцев в РКП(б), в ряды которой был принят в 1921 г. после ликвидации «Бунда». Был членом, потом и членом президиума ЦИК’а Белоруссии, членом коллегии двух комиссариатов и председателем Совнархоза там же, позднее (в 1922-23 гг.) заместителем председателя Совнаркома Киргизской республики, председателем КирСТО, членом Киргизского бюро ЦК и Обкома. С лета 1923 г. и до конца 1930 г. состоял членом коллегии Наркомфина СССР. С 1931 г. арбитр Госарбитража при Совнаркоме СССР.

_______

 

Вот библиография к этой статье:

Сведения А.И. Вайнштейна. – Анкета об-ва помощи освобожд. политическим № 1519. – Обзор 1902 (Ук.). – Доклады мин-ра юстиции, 1903, ч. 3, л.л- 826-829. – Деп.пол.: 3 д-во, 1905, № 237; 4 д-во, 1901, № 621.

Митинги, 39 – Н. Бухбиндер. Материалы. – Революция 1917 г., IV, 307. – Н.Бухбиндер, История (Ук.) – Большая сов. Энциклопедия VIII (М. Рафес: Бундовская печать; Вайнштейн А.И.). – А.Меньшиков, Охрана и революция, II, вып.1, 142, 145, 170.

Энциклопед. словарь «Гранат» XLI, часть 1, прилож., 56-61 (Автобиография А.И.Вайнштейна). —  «Пролет. Револ.» 1926, IX (56), 72-80 (А.Вайнштейн, «Несколько встреч с тов. Дзержинским). – «Дер Веккер» (Минск) 1917, № 98 (Наши кандидаты А.Вайнштейн) (на еврейском языке) – «Ройте Блетер» (1929) (А.Вайнштейн, Крупнейший провокатор в «Бунде») (на еврейском языке).

Лондонский съезд РСДРП (протоколы), 9, 428. – Седьмой Всеросс. съезд Советов, М., 1920, 22-23. – Стеногр. отчет X съезда РКП. П., 1921, 4-5. – Третий Всеросс. съезд проф. союзов. М, 1921, 9-10. – Письма П.Аксельрода и Ю.Мартова (Ук.). – Б.Горев, Из партийного прошлого, 48. – К.Захарова и С.Цедербаум, Из эпохи «Искры», 61. – Ленин, Сочинения, XIV, 483, 485, 496 (Примечания). – «О Ленине» III, 30 (Т.Копельзон, Страничка из воспоминаний). – «Кастрычник на Беларусi» 214, 215 (А.Славiнскi, Большавiкi на Беларусi у часе немецкае окупацыi). – Там же, 282 (В.Кнорын, У час мiж немецкай i польскай окупацыямi). – «Последние Известия» № 56, 1902, 1 (Москва), № 95, 1902 (Вильна). – «Искра» № 50, 1903 (Из нашей общественной жизни: список лиц, подлежащих розыску) («Искра» VII, 162). – «Вперед» (м) 1917, № 167 (Партийная жизнь). – «Голос Бунда» 1917, III, 9-11 (Объединительный съезд РСДРП. Бундовская делегация на съезде), VI-VII, 15, 16 (Из материалов департ. полиции). – «Партийные известия», изд. – ОК, затем ЦК РСДРП (о?), 1917, III, 12 (из жизни Бунда); IV-V, 28 (С.-д. в городских думах); VIII, 1918, 9 (Чрезвычайный съезд РСДРП). – «Рабочая газета» 1917, №№ 138 и 140 (Объединительный съезд РСДРП). – «Известия ВЦИК» 1920, № 84 (XII конференция Бунда), 1921, № 15 (Партийная жизнь. От Бюро ЦК Бунда). – «Пролет. Револ.» V, 1922, 93 (И. Вардин, Полит. ссылка накануне революции). – «Кат. и Сс.» 1925, IV (17), 8 (Л.Гольдман, Орг-ция и типография «Искры» в России. Из личных воспоминаний). – «Пролет. револ.» 1926, IX (56), 39 (Ю.Красный, Ф.Э.Дзержинский. Материалы о жизни и подпольной деятельности). – Там же, 1926, XI (58), 97, 98 (К.Остроухова, Из истории борьбы с ликвидаторством. 1907-11 гг.). – «Кат. и Сс.», 1927, VII (36), 115 (Ю.Гавен, Рев. подполье в период империалистической войны в Енисейск. губ.). – «Пролет. револ.» 1927, VIII-IX (67-68), 253,282,284 (А.Криницкий, Коммунистическая партия Белоруссии в подполье. 1918 г.).

__________

 

Я привел здесь этот обширный список материалов для биографии папы для того, чтобы если кто-либо в свое время захочет отыскать такого рода материалы, ему было легче это сделать.

Разумеется, это далеко не полный список. В нем, например, упомянута лишь одна папина маленькая статья (памяти Дзержинского, с которым он месяц сидел в одной камере в Бутырках). На самом же деле его перу принадлежит огромное количество статей на русском и еврейском языках, а также, по крайней мере, одна книга (о финансовом контроле). Кроме того, в 20-х годах он делал на сессиях ЦИК доклады (или содоклады) о бюджете, печатавшиеся в газетах. И они составили содержание по крайней мере трех больших брошюр.

Но возвращаюсь к биографии. Следующей приведу биографию, написанную М. Рафесом, из 8-го тома 1-го издания Большой Советской энциклопедии, 1927 г., стр. 585-586.

 

• Биография из 1-го издания БСЭ.

 

Вайнштейн, Арон Исааковия (р. 1877), партийная кличка в Бунде – Рахмилевич, политический деятель. Окончил еврейский учительский институт в Вильно. С революционным движением связан с 1893; член Бунда (см.) с 1897 г.; с 1901 по 1921 – член ЦК Бунда (с 1917 его председатель). Неоднократно подвергался репрессиям, 1914-1917 провел в ссылке. Участник 5-го съезда РСДРП (1907) и ряда общепартийных совещаний и конференций (Парижской, Таммерфорской и Гельсингфорсской). Организатор совещания национальных с.-д. групп и организаций в начале 1912 г. и выборного блока Бунда и ППС в IV Думу. Во время империалистической войны занимал центристскую, а затем чисто оборонческую позицию. В 1917 работал в Белоруссии, был членом исполкома Минского гор. совета и председателем Минской городской думы. Во время Октябрьской Революции поддерживал выдвинутое Викжелем (см.) требование об образовании «единого социалистического правительства» — от народных социалистов до большевиков. В 1919, после Германской революции, стал сторонником социалистической революции и Советской власти. В 1920 г. В. – член Белорусского военно-революционного комитета, в 1921 г., после вступления Бунда в РКП(б), член президиума ЦИК и заместитель председателя СНК Белоруссии, член Центрального бюро компартии Белоруссии, а затем Бюро ЦК и Областного комитета Киргизской республики. В 1922 г. – председатель Совета труда и обороны Киргизской республики. С 1923 г. по наст. время (1927) член коллегии НКФ СССР. Одновременно член комитета по землеустройству евреев при ЦИК СССР (комзет).

__________

 

В этой биографии перечислены не совсем те должности, что в предыдущих. Но, скорее всего, папа занимал и те и другие. Обращает также на себя внимание, что он был организатором совещания в 1912 г. и выборного блока Бунда и ППС (Польской социалистической партии), а в предыдущих биографиях об этом не говорилось.

В следующих (2-м и 3-м) изданиях БСЭ имя папы не упоминается.

Приведу еще короткую биографию из малоизвестного словаря «Современные политические деятели (составлено на 1 мая 1928 г.)». Это – приложение к «Новейшему энциклопедическому словарю», Ленинград – 1928 г. В этом словаре даны биографии не только советских, но и наиболее известных зарубежных политических деятелей. Любопытно, что некоторые фамилии набраны крупным шрифтом, а некоторые – мелким; папина – крупным (см. стр. 34-35).

 

• Биография из словаря «Современные политические деятели».

Вайнштейн А.И., род 1877, сын приказчика. Нелегальной с.-д. работой стал заниматься в Евр.уч.институте; 1898 вступил в Бунд. С 1901 бессменный член ЦК Бунда. В годы реакции увлекался легальн. формами рабочего движения, но с ликвидаторами расходился. В период империалистич. войны примкнул к умеренным интернационалистам. С апреля 1917 предс. ЦК Бунда; занимал фактически 1917 оборонческ. позицию. Октябрьскую революцию встретил неприязненно, уехал в Белоруссию, где боролся против немецких оккупантов. Под влиянием событий полевел и, когда в Белоруссию пришла Советская власть, сотрудничал с нею. На XII конференции Бунда возглавлял большинство, стоявшее за слияние с РКП(б). В 1919 был председателем Совнархоза и членом (позже и членом през.) ЦИК Белоруссии. После этого занимал должности заместителя предс-ля Совнаркома Кирреспублики, члена Киргизского бюро ЦК и Обкома4 с 1923 член коллегии Наркомфина СССР.

__________

 

Среди – очень немногих – бумаг, оставшихся от папы, имеется его «Послужной список», составленный 15.3.26.г., когда он работал в Наркомфине СССР. Он состоит из ответов на вопросы анкеты; сами вопросы при этом не приводятся, но их легко восстановить по ответам. Далее имеется и биография.

Напоминаю, что в отличие от предыдущих, эти материалы не были опубликованы, и на пожелтевших листах большого формата, сколотых булавками, имеются дырочки от скоросшивателя. Все это отпечатано на машинке.

 

• Послужной список

Вайнштейна Арона Исааковича.

Члена коллегии – начальника Финансово-Контрольного Управления НКФ СССР

 

— Вайнштейн Арон Исаакович

— 1877 г., 23 ноября.

— г. Вильно, Виленской губ.

— Еврей.

— Еврейский и русский, отчасти польским, немецким.

— Сначала учитель, всю остальную жизнь – проф.-революционер.

— Отец – мелкий служащий на заводе.

— Кончил учительский институт.

— Все мое образование марксистское партийное получил путем участия в нелегальных марксистских кружках и дальнейшего политического самообразования.

— с 1920 г. чл. ВКП(б).

— Организация Минская, партбил. № 150144.

— Был в Бунде с 1897 г. до слияния Бунда с РКП(б).

— Был парт.-профессионалом и членом ЦК Бунда.

— Тоже, кроме того, членом Минского Исполкома, председателем Минск. Город. Думы.

— Сидел 4 раза в царских тюрьмах, общей сложностью – 2 года, был в ссылке в Восточной Сибири – 3 года, освобожден Февральской Революцией.

— Не принимал участия, был в Минске.

— Поставлено на вид ЦКК несогласование с профорганом ассигнованного по бюджету денежного вознаграждения за бюджетн. работу сотрудников Бюджетн. Управления.

— Вдов; 2 сыновей (Александр, род. 1914 г., Исаак – в 1917 г.)

— На иждивении – Анна Игнатьевна Циманович – 40 лет и ее дочь Евгения Герасимовна – 13 лет.

— В старой армии не был.

— В Красной армии не был.

— 1) Член Кол. НКТруда и НКСобеза Белорусской и Литовско-Белорусск. Респуб. с декабря 1918 г. до сентября 1919 г.

2) Председатель Совнархоза Белоруссии с июня 1920 г. по март 1922 г.

3) Председатель СТО Киргизской Республики с марта 1922 г. по май 1923 г.

4) Член Коллегии НКФ Союза с мая 1923 г. по апрель 1924 г.

5) Зам. председателя СНК Белорусской Республики с апреля 1924 г. по июль 924 г.

__________

Вайнштейн, Арон Исаакович

Родился в г. Вильно (Литва) 23-го ноября 1877 года. Отец был низшим служащим на пивоваренном заводе. Материальные условия семьи были тяжелы, и с 14 лет А.И. уже самостоятельно зарабатывал.

А.И., кончив школу грамотности и затем начальное училище при Виленском Учительском Институте, по окончании его по конкурсу поступил в Институт, который и кончил в 1897 году. Затем в течение 3-х лет учительствовал и далее уже занимался исключительно партийной работой.

Принадлежность А.И. к революционному движению начинается с 1892 г., когда А.И. уже стал входить в марксистские кружки и связался с рабочими кружками. С момента организации Бунда в 1897 году А.И. входит в Бунд, работает сначала в Варшаве, затем в Вильне. В обоих городах уже состоял членом местных комитетов Бунда. В 1901 году, на IV съезде Бунда, избирается в Центральный Комитет Бунда, в котором и состоял уже непрерывно до момента слияния Бунда с РКП в 1921 году.

А.И. сидел в тюрьмах три раза в общей сложности два года и в ссылке три года, с июля 1914 г. до освободившей его Февральской Революции.

А.И. принимал участие в различных конференциях РСДРП и в Лондонском съезде ее в 1907 г.

С апреля 1917 г. А.И. – бессменный председатель Центрального Комитета Бунда до конца его существования. Был членом Первого Исполкома Минского Совета и председателем Минской Городской Думы в 1917 г. С 1918 г. со времени прихода Советской власти после немецкой оккупации непрерывно принимал участие в советской работе, занимая посты: сначала Зав. Минским Губсобесом, затем был членом коллегии Наркомсобеса и Наркомтруда Литовско-Белорусской Республики. В 1920 г. был членов Военно-революционного Комитета Белоруссии, затем председателем СНХ Белоруссии, членом Президиума ЦИК’а и с апреля 1921 г. – членом ЦБ Компартии Белоруссии.

С марта 1922 г. по май 1923 года А.И. работал в Киргизской ССРеспублике (Оренбург), председателем Совета Труда и Обороны КССР и членом Кирбюро ЦК РКП. С июня 1923 г. А.И. работал в Наркомфине Союза ССР членом Коллегии и был председателем Комитета Государственных Заказов при СТО СССР.

__________

 

Опять мы встречаемся с тем, что списки должностей и даты в разных документах несколько расходятся. Но никакой проблемы здесь нет. Просто папа занимал все эти должности, но не всюду все они были указаны. Что же касается дат, — нужно отдавать предпочтение тем из них, которые указаны в (приведенной вначале) автобиографии и в анкете.

__________

 

В заключение приведу еще биографическую справку из совсем другого времени. В 60-х годах были переизданы протоколы съездов партии (кроме 14-го и заседаний 8-го съезда, посвященных военным вопросам). Как известно из предыдущего, папа был участником 5-го, Лондонского, съезда РСДРП. В именном указателе в конце последнего издания есть и папино имя.

 

• Из именного указателя к протоколам 5-го съезда РСДРП

 

Вайнштейн А.И. (Рахмилевич) (1877-1938) – делегат V съезда РСДРП от ЦК Бунда. В революционном движении с 1892 г., работу вел в Вильно и Варшаве. С 1898 г. член Бунда, входил в состав его ЦК с 1901 по 1918 год. После Февральской революции 1917 г. – член исполкома Минского Совета рабочих и солдатских депутатов, а затем – председатель городской думы. В 1921 г. вступил в РКП(б). С 1921 г. – председатель СНХ Белоруссии. В 1922-23 гг. – зам. председателя СНХ и председатель СТО Киргизии. С 1923 г. – член коллегии Наркомфина. В последующие годы на руководящей советской и государственной работе.

__________

 

Это – вполне благоприятная справка, особенно если сравнить ее со многими другими справками из того же тома. Но в ней явное, — и, очевидно, сознательное и злонамеренное, — искажение фактов. Членом ЦК Бунда папа был не до 1918 г., а до 1921 г. И этот факт был скрыт, чтобы не говорить, что, будучи в Бунде, он занимал ответственные посты в Белоруссии. Затем, папа вступил в РКП(б) не один, а вместе с Бундом. И об этом специально умолчали, ибо уже давно принято считать, что Бунд был контрреволюционной организацией, что является клеветой. Ну и, конечно, ни слова не сказано об аресте 2-го февраля 1938 г. и смерти через десять дней.

 

Прежде, чем продолжать, имеет смысл немного отойти в сторону и объяснить так часто встречавшийся в биографиях термин «Бунд».

В детстве и в юности я много раз слышал это слово, знал, что папа и М. играли в Бунде выдающуюся роль. Но все это было уже в прошлом. Бунд исчез, был ликвидирован, вошел в коммунистическую партию. Кругом кипела другая жизнь, поглощавшая все внимание. И что из себя представлял Бунд я знал только смутно, только отдаленно.

При изучении истории партии начала века его всегда упоминали, чтобы сурово раскритиковать его позицию на 2-м съезде партии в 1903 г., где он блокировался с меньшевиками, и особенно за его желание быть единственным представителем еврейского пролетариата и за его программу по национальному вопросу, так называемую «национально-культурную автономию». А в более поздних периодах истории партии он уже не вспоминался, не фигурировал. Только некоторые его лидеры, как Либер (в сочетании Гоц – Либер – Дан) или Абрамович, при случае поминались с самыми бранными эпитетами, причем они назывались просто меньшевиками, а не бундовцами. Как бы то ни было, все, кто учился, слово «Бунд» слышали и воспринимали его как нечто очень плохое.

Еще позже, — уже после войны, — стали упоминать о Бунде с еще большей ненавистью. Вот, например, цитаты из статьи Бунд в 6-м томе 2-го издания Большой Советской Энциклопедии (1951 г.):

«Бунд – мелкобуржуазная, оппортунистическая, националистическая партия, являвшаяся агентурой буржуазии в рабочем классе. В ходе борьбы против партии большевиков и Советской власти Б. превратился в контрреволюционную организацию…»

«Бунд нанес огромный вред рабочему движению, способствуя раздроблению и разобщению сил борющегося пролетариата, внушая еврейским рабочим недоверие к российскому рабочему движению и общепартийному руководству…»

«Уже перед Великой Октябрьской социалистической революцией Бунд стал контрреволюционной партией…»

«В 1921 произошла самоликвидация Бунда, и часть бундовцев была принята в партию большевиков. Впоследствии некоторые бывшие активные бундовцы, вступившие в партию большевиков с целью подрыва ее изнутри, были разоблачены как злейшие враги народа и Советского государства…»

__________

 

Так что же такое Бунд. Как я сказал выше, в юности я имел об этом весьма смутное представление. А потом папы и М. не стало, и уже не у кого было спросить. Поэтому основой для ответа на этот вопрос мне приходится взять статью «Бунд» в 8-м томе 1-го издания БСЭ, написанную М. Рафесом и (начало) М. Вольфсоном. Статья под таким же названием во 2-м издании БСЭ носит, как было видно, совершенно клеветнический и лживый характер. Так что ею, как и статьей в 3-м издании БСЭ пользоваться для спокойного и беспристрастного изложения никак невозможно. А других книг или статей и вовсе нет.

Конечно, и статью из 1-го издания БСЭ рассматривать как объективную тоже нельзя. Написана она в 1927 г. с вполне определенных позиций в весьма критическом духе. Для меня несомненно, что и автор ее, М. Рафес, внес в нее и свою лепту субъективных пристрастий и толкований. Но, поскольку другого источника у меня нет, в конце концов, при разумном отношении, пользоваться ею можно. При этом я постараюсь избегать принятого в такого рода вопросах жаргона. Что же касается вводного параграфа «Социально-экономические корни Бунда», принадлежащего М. Вольфсону, то он целиком написан на этом жаргоне, изобилует стандартными, ничего не означающими выражениями и кличками: «пролетарско-классовое самосознание», «яд соглашательства и классовой неустойчивости», « в хвосте движения», «соглашательские партии» и т.д., и, кроме того, настолько предвзят, что им пользоваться невозможно.

При царе евреям разрешалось жить лишь в определенных районах России, в так называемой «черте оседлости» (или за такой чертой). Жилось им намного хуже, чем другим в этих областях. Сельским хозяйством заниматься они фактически не могли. Крупной промышленности почти не было, в 90-х годах прошлого века она только возникала. Поэтому евреям оставалось заниматься отсталым ремеслом или торговлей. Конечно, были и крупные еврейские фабриканты, торговцы и банкиры, но основную массу евреев составляла беднота, подвергавшаяся жестокой эксплуатации. Еврейские рабочие работали на небольших фабриках, и не было большой разницы в положении рабочего, ремесленника и мелкого хозяйчика: все они нищенствовали и были бесправны. И вдобавок, всех их объединяли ненависть к процветавшему антисемитизму, страх перед погромами и необходимость организации защиты от них, а также общая древняя религия, язык, великая история еврейского народа и вообще национальное самосознание.

Евреи всегда стремились к знаниям, старались дать посильное образование своим детям. К этому времени создался довольно значительный слой еврейской интеллигенции, близкой еврейской бедноте и тяжело переживавшей правовые ограничения евреев и нищенское положение еврейских рабочих и стремившейся бороться против них.

В 90-х годах прошлого века идеи марксизма начинают широко проникать в Россию. В разных городах возникают рабочие кружки, подпольные стачечные комитеты, организуются «Союзы борьбы за освобождение рабочего класса». Политическим идеологом этого периода еврейского рабочего движения был Ю. Мартов (Цедербаум). На майском празднике в 1895 г. в Вильне он произнес речь, известную под названием: «Поворотный пункт в еврейском рабочем движении». Вот основные мысли этой речи: 1) Движение стало массовым, оно тем самым стало еврейским; 2) выдвигается требование гражданского равноправия, как одна из серьезнейших задач, и 3) из всего этого выводится необходимость самостоятельной еврейской рабочей организации, которая была бы руководительницей и воспитательницей еврейского пролетариата в борьбе за экономическое, гражданское и политическое освобождение и могла бы в момент свержения царизма отстаивать особые политические и гражданские требования еврейских рабочих, которые могут быть забыты русским пролетариатом.

Примерно в то же время или немного раньше появляются брошюры Александра Кремера «Об агитации» и Гожанского «Письмо к агитаторам», отредактированные совместно Кремером, Мартовым и Гожанским.

Небольшое отступление. Еще очень давно, задолго до войны, я прочитал 1-й том воспоминаний Мартова «Записки социал-демократа» (не знаю, были ли написаны и выходили ли следующие тома). Мартов наряду с Лениным был руководителем «Петербургского союза борьбы за освобождение рабочего класса». И помню, как в воспоминаниях он описывает свою поездку из Петербурга в Вильну для произнесения упомянутой выше речи. Позже Мартов к еврейскому рабочему движению уже прямого отношения не имел. Он был арестован и сослан, а затем вместе с Лениным, Плехановым и другими основал газету «Искра». После 2-го съезда РСДРП стал лидером меньшевиков, а после Октябрьской революции был долго в ЦИК’е «лидером оппозиции» — главным оратором, выступавшим с критикой действий Советской власти, — пока это терпели. В 20-м году он эмигрировал. Э. Казакевич написал рассказ, в котором утверждает, что его отъезду способствовал Ленин. Это мне кажется очень сомнительным, почти невероятным. Но вот я помню, как говорили, что от тяжело больного Ленина скрывали, что умер Мартов (в 1923 году): боялись, что Ленину будет нелегко это узнать. Мартов до конца остался верен идеалам своей молодости и прожил героическую жизнь. И приятно знать, что именно он стоял у истоков Бунда.

Возвращаюсь к истории Бунда. На международном социалистическом конгрессе в Лондоне в 1896 г. были представлены еврейские рабочие организации. 25-27 сентября 1897 г. на съезде в Вильне, при участии представителей от групп «еврейских социал-демократов» в Вильне, Минске, Белостоке, Варшаве, Витебске, а также от редакции нелегального еврейского журнала «Арбейтер Штиме», возникшего незадолго до съезда, была основана централизованная еврейская организация (партия!) под именем «Всеобщий еврейский рабочий союз в России и Польше», сокращенно «Бунд» (союз).

Таким образом, Бунд был первой (насколько я знаю) социал-демократической партией в России. Почему еврейская партия оказалась первой? Это объясняется, конечно, двойным гнетом, испытываемым еврейскими рабочими и, — как я полагаю, — некоторыми особенностями евреев, способных, если они воодушевлены благородной идеей, отдавать ей все свои силы.

На 1-м съезде РСДРП, состоявшемся в Минске, т.е. в одном из основных бастионов Бунда, в 1898 г., Бунд входит в состав РСДРП как организация, автономная в вопросах, касающихся еврейского пролетариата.

В течение 1897-1900 г. еврейское рабочее движение под руководством Бунда выросло в большую силу, которая вызвала бешеные репрессии царизма и ожесточенную борьбу со стороны еврейской буржуазии и клерикалов. Возникло много экономических и политических организаций, руководимых Бундом.

Было организовано много стачек, с помощью которых удалось добиться значительного улучшения экономического положения рабочих. Движение, экономическое по преимуществу, вскоре начинает принимать политический характер. Преследования правительства не останавливают движения, а лишь закаляют его. Департамент полиции выделяет специальные органы для борьбы с Бундом, концентрируя их в руках Зубатова в Москве. Бунд проводит широкую борьбу с зубатовщиной в Минске и в Вильне и добивается ликвидации ее в течение двух лет.

Бунд создает кадры «профессиональных революционеров». Телесные наказания по отношению к виленским демонстрантам (май 1902 г.) приводят к кратковременному господству в руководящих кругах Бунда террористических настроений. В связи с террористическим актом еврейского рабочего-сапожника Гирша Лекерта (покушение на виленского губернатора фон Во<а?>ля в ответ на телесное наказание демонстрантов) 5-я конференция Бунда (осень 1902 г.) выносит резолюцию об «организованной мести» в качестве ответа на белый террор царизма и его попытки унизить человеческое достоинство еврейского рабочего-революционера. Эта резолюция отменяется 5-м съездом Бунда (весной 1903 г.).

Ранее, на 4-м съезде (апрель 1901 г.) Бунд постановляет расширить свое прежнее требование гражданского равноправия введением нового лозунга –национального равноправия. Тогда же он выдвигает требование преобразования РСДРП на началах федеративного объединения национальных социал-демократических организаций. На 5-м съезде была принята резолюция «О месте Бунда в РСДРП», в которой был ультимативный пункт, требующий признания Бунда единственным представителем еврейского пролетариата, национальной организацией, не ограниченной в своей деятельности никакими районными рамками, сохраняющей свою национальную программу, имеющей своих отдельных представителей в местных и центральном комитетах и на съездах РСДРП. Поскольку 2-й съезд РСДРП (1903 г.) с этим не согласился, Бунд вышел из РСДРП.

На 6-м съезде (октябрь 1905 г.) Бунд окончательно сформировал свою национальную программу. Она заключалась в требовании «изъятия из ведения государства и органов местного и областного самоуправления функций, связанных с вопросами культуры (народное образование и пр.) и передачи их нации в лице особых учреждений, местных и центральных, избираемых всеми членами», и создания государственно-правовых учреждений для каждой нации. Таким образом, Бунд предлагал создание общих политических органов для еврейской буржуазии и пролетариата, но занимающихся только культурными вопросами («культурно-национальная» или «национально-культурная» автономия, идея которой впервые была выдвинута австрийскими марксистами).

Опять отвлекусь, чтобы сделать одно замечание. Конечно, такая программа не была удовлетворительной. Она имела крупный недостаток: была нереальной. Не было никаких шансов на ее осуществление. Но взглянем на это с другой стороны. А какую национальную программу мог бы избрать Бунд в то далекое время? Территориальная автономия ему никак не подходила: ведь ни в каком районе евреи не составляли большинства. А ассимилироваться они не хотели: тогда партия, во всяком случае, не имела бы поддержки в народе. И оставалась лишь автономия нации хотя бы в культурных вопросах. Заслуживала ли эта программа таких ожесточенных нападок? Мне кажется – ни в коем случае. И аргумент, что такая программа обособляла нацию, объединяла рабочих и буржуев одной нации, а не всех рабочих против всей буржуазии, носит надуманный, схоластический характер. Ведь после победы социалистической революции буржуазии бы не осталось.

После революции «русский пролетариат не забыл» особые требования еврейских рабочих (см. выше речь Мартова). Многие евреи входили в руководство партии и страны. Существовали организации и органы, занимавшиеся специально еврейскими делами: в ЦК партии было «ЦБ евсекции», имелось «Общество по землеустройству трудящихся евреев» («Озет») и соответствующий комитет при ЦИК СССР («Комзет»), наконец, в начале 30-х годов была создана Еврейская Автономная область. Далее, было много еврейских школ, в которых образование велось на еврейском языке («идиш»). Были еврейские театры, выходили еврейские газеты, в том числе центральная «Дер Эмес» («Правда»). Руководители страны публично заявляли и писали, что антисемитизм – зло. На эту тему была брошюра М.И.Калинина, а «сам» Сталин со свойственной ему категоричностью даже заявил, что  «за злостный антисемитизм у нас расстреливают». (За цитату – ручаюсь. Но интересно, был ли хоть один такой случай?). Так что евреи могли собираться и обсуждать свои дела, и были партийные и государственные органы, этими делами так или иначе занимавшиеся.

Но после 1937 года все организации были ликвидированы. И осталась только ЕвАО, в которой и евреев-то живет совсем немного. Вне ЕвАО нет еврейских школ, нет еврейских театров, нет еврейских газет и т.д. Впрочем, есть один ежемесячный литературный журнал на еврейском языке «Советиш Геймланд» («Советское отечество»). Но и он, надо полагать, доживает свой век, ибо писателей, пишущих на еврейском языке, становится все меньше. Кстати, там иногда печатают короткие заметки в память умерших еврейских литераторов. Там была подобная заметка о М. (о ней я напишу в своем месте). Но когда, к столетию со дня рождения папы, в 1977 году, мы с Саней попытались выяснить, нельзя ли поместить заметку о папе  (Саня ходил в редакцию), то нам решительно отказали: де папа был политический деятель, а не литератор, хотя папой, если бы суметь их собрать, были опубликованы на русском и еврейском языках многие сотни, а то и тысячи страниц.

А после войны постепенно евреев стали в той или иной форме притеснять и преследовать: лишать работы, не принимать в ВУЗ’ы и т.д. Особенного размаха эта кампания достигла в 1949 г. под видом так называемой «борьбы с космополитизмом» и нарастала до 1952 г., когда были расстреляны наиболее известные еврейские писатели, и 1953 г. (дело врачей). Можно быть уверенным, что, — как говорили, — Сталин собирался выселить всех евреев куда-нибудь подальше, как это он сделал с крымскими татарами, немцами Поволжья и другими. Но к счастью, он умер. И сейчас, после небольшого спада, все так же продолжается антисемитская кампания, но уже давно это называется «антисионизмом», и нет никаких органов, защищающих евреев. Государство «забыло» об «особых требованиях еврейских рабочих»  (опять вспоминаю речь Мартова).

Итак, программа Бунда не годилась: она была неосуществима. Но и никакой другой программы быть не могло. И осталась – ассимиляция (и для некоторой части выезд из страны). При этом и ассимиляции мешают: стараются выискать родственников до далекого (по крайней мере, второго, а то и выше) колена, препятствуют смене фамилии и т.д. Все это – настоящая трагедия маленького народа, растворенного в огромной стране.

Опять возвращаюсь к истории Бунда. В период 1903-05 гг. революционная работа Бунда усиливается, растет его влияние на мелкобуржуазные слои. Укрепляются организации Бунда на юге (Одесса, Екатеринослав, Киев). Во время Русско-Японской войны Бунд занимает пораженческую позицию. После расстрела рабочих в Белостоке (сентябрь 1904 г.) Бунд организует общее революционное выступление по всему району (демонстрации, митинги, листовки). На Амстердамский международный социалистический конгресс (1904 г.) Бунд посылает отдельную делегацию, которая получает половину голосов социал-демократической делегации от России и право представительства в Международном бюро с совещательным голосом. Считая свой выход из РСДРП временным, Бунд ищет связи со всеми национальными организациями и каждый раз поднимает вопрос о совместных выступлениях.

Еврейские рабочие приняли самое энергичное участие во всех боевых выступлениях 1905 года. С первыми же известиями о 9 января Бунд выдвинул лозунг политических забастовок. В течение января и февраля волна политических и экономических стачек, сопровождавшихся огромными массовыми уличными демонстрациями, вооруженными столкновениями с полицией и войсками, прокатилась по всей западной окраине. В «дни свободы» Бунд проводил линию полного отрицания революционной роли беспартийных организаций, стремился все движение подчинить Бунду. Он строил партийные Бундовские профсоюзы. ЦК Бунда участвовал в ноябрьской забастовке и  горячо поддерживал призыв к декабрьскому восстанию. Организации Бунда в Прибалтийском крае, в Двинском районе, в Польше, во всех ж.-д. узлах участвовали в повстанческом движении и подвергались жестокому разгрому со стороны карательных отрядов. Происходившая весной 1906 г. в Берне 7-я конференция Бунда большинством голосов высказалась за объединение Бунда с РСДРП, отказавшись от требования признания его  «единственным представителем еврейского пролетариата». 7-й съезд Бунда  (август 1906 г., Львов)  большинством 2/3 голосов высказался за вступление в РСДРП на основе устава, принятого 4-м объединительным съездом РСДРП (Стокгольмским). При этом Бунд окончательно примыкает к меньшевикам. На общепартийной конференции (ноябрь 1906 г.) Бунд голосует вместе с ними за соглашение с кадетами. Вместе с ними же он голосует и на 5-м (Лондонском) съезде РСДРП (май 1907 г.). Ко времени 7-го съезда Бунда у него было 274 организации и 34000 членов, что очень много.

Весь период реакции Бунд, сжавшись до минимума, сохранил свою организацию и продолжал борьбу, как легальную, так и нелегальную. (Скажу в скобках, что, как рассказывал папа, после ареста в 1908 г. Нойаха (Портного) он стал руководителем всей нелегальной организации и работы Бунда и был таковым до своего ареста в марте 1914 г., см. также стр. 596 (верхний абзац) и стр. 607<в тетради>.)

Во время мировой войны Бунд был в значительной степени разорван: часть его руководителей оказалась за границей, многие были в заключении. Но в целом руководители Бунда, оставшиеся на свободе в России, занимали в основном интернационалистские позиции, все более склоняясь к «революционному оборончеству».

С первых дней Февральской революции Бунд оформил и объединил свои местные организации. Часть его крупных старых центров – Варшава, Вильно, Белосток, Лодзь – остались по ту сторону фронта; основным центром стал Минск. В целом в 17-м году Бунд проводил политику соглашения с органами Временного правительства, занимал оборонческую позицию, словом, разделял взгляды меньшевиков. Начиная с августа-сентября, Бунд выступает против коалиции с кадетами. В дни Октябрьской революции он разделял тактику Викжеля. Он и боролся против Временного правительства, и не поддерживал Советскую власть. (В статье в БСЭ утверждается, что Бунд  «боролся против диктатуры пролетариата». Но это – очевидная неправда: см. автобиографию и другие биографии папы, а также его речь в июле 1919 г. при приезде Калинина в Минск, — ее я приведу позже.) Совещание Бунда в начале ноября 1917 г. решительно осудило Октябрьский переворот, требуя образования коалиционного социалистического правительства.

После Ноябрьской революции в Германии и под влиянием других событий Бунд постепенно «полевел». (Я поставил кавычки, чтобы выразить возмущение этим нелепым жаргонным словом; в статье в БСЭ оно – без кавычек. Дальше ставлю кавычки в аналогичном смысле. Продолжаю по этой статье:). В декабре 1918 г. совещание Бунда в Москве вместе со всеми меньшевиками-мартовцами объявило курс на социалистичекую революцию, «но сохранило меньшевистские лозунги» (какие?). Внутри ЦК РСДРП (меньшевиков)  бундовцы «занимают левый фланг», все более подчеркивая необходимость сотрудничества с большевиками. В октябре 1919 г. совещание Бунда в Гомеле (опять отступление: мы тогда как раз жили в Гомеле) постановляет выйти из РСДРП (меньшевиков) и вступить в Коминтерн как отдельная от РКП организация, представляющая еврейских рабочих. (Дальше Рафес в статье в БСЭ пишет: «Позднее на 7-м Съезде Советов (декабрь 1919 г.) представители Бунда выступают еще с оппозиционными речами». На самом деле папа (как он и пишет, см. стр. 598 <в тетради>), в приветственной речи съезду никаких «оппозиционных» высказываний не делал. Но было и второе выступление от Бунда, сделанное М., и оно содержало резко критические замечания и прерывалось недовольными криками (см. стр. 950-144, 950-156 <в тетради>)).

В марте 1920 г. на 12-й конференции Бунда произошел раскол.. Бунд объявляет о принятии им программы РКП(б). Правая группа во главе с Абрамовичем (Рейном) покинула съезд. Но конференция выдвигает перед РКП(б) старый вопрос о месте Бунда в общей партии, настаивая на сохранении Бунда внутри РКП(б) с параллельными организациями и т.д. ЦК РКП(б) это отклоняет. Наконец, в 1921 г. после 13-й, ликвидационной, конференции Бунда проводится его слияние с РКП(б). Основные кадры старой бундовской организации влились в РКП(б). На 1 января 1926 г. в ВКП(б) числилось 2865 человек выходцев из Бунда (2640 членов и 225 кандидатов).

За границей долгое время существовала бундовская организация: в Польше, руководимая В.Медемом, Избицким и Портным («Нойах», «Абрамсон»), в США во главе с Абрамовичем и Юдиным (Айзенштадтом). Может быть, некоторые остатки последней есть и в настоящее время. Но я об этом ничего не знаю.

Из всей истории Бунда видно, что он был боевой, сильной, сплоченной, хорошо организованной революционной партией. В районах своей деятельности он был самой большой силой с огромным влиянием на массы еврейских рабочих и ремесленников, боровшейся с царизмом за права еврейских рабочих беззаветно и с полным напряжением, и подвергался жесточайшим преследованиям властей. И сказанное о нем во 2-м издании БСЭ и во многих других местах является подлой и злостной клеветой. Никакой «агентурой буржуазии в рабочем классе» и «мелкобуржуазной, оппортунистической партией» он никогда не был. Никогда он не превращался в «контрреволюционную организацию». Недоверие к общепартийному руководству и тем более к российскому рабочему движению он еврейским рабочим никогда не внушал, а большевистскому руководству в свое время не верил и, как мы видим, не без оснований (речь идет уже о послеоктябрьском периоде до вступления Бунда в РКП(б).

Вопрос о вхождении Бунда в РКП(б) нуждается в том, чтобы рассказать о нем подробнее и с полной ясностью. В 1-м издании БСЭ речь идет о «слиянии Бунда с РКП(б)», и говорится, что «основные кадры старой бундовской организации… влились в ряды РКП(б)». А во 2-м издании БСЭ (см. выше) написано уже так: «В 1921 г. произошла самоликвидация Бунда, и часть бундовцев была принята в партию большевиков…»

Что же здесь верно? Среди немногочисленных бумаг, оставшихся от папы, имеется выписка из «Инструкции о вступлении Бунда в РКП(б)», опубликованной в «Правде» 1 апреля 1921 г. (№ 70). Вот эта выписка:

 

Из «Инструкции о вступлении Бунда в РКП»

Всем Областкомам и Губкомам РКП.

 

Всероссийская Чрезвычайная конференция Бунда, состоявшаяся 5-12 марта в г. Минске, приняла предложение комиссии Коминтерна, подтвержденное Исполкомом Коминтерна, о слиянии Бунда с РКП.

Приветствуя это постановление, Центральный Комитет предлагает всем местным организациям РКП немедленно принять в свой состав членов местных организаций Бунда и приложить все старания к тому, чтобы в дружной организационной работе возможно скорее изжить ту отчужденность, а иногда и некоторую враждебность, которые естественно сложились в результате отдельного организационного существования.

1) Для проведения объединения в жизнь, согласно постановления Коминтерна, в центре и на местах создаются центральные и местные комиссии.

6) Всем членам Бунда парт. Стаж исчисляется с апреля 1920 г. при чем в парткнижку заносится предыдущий партийный и революционный стаж.

14) Ц.К. предлагает всем местным организациям при распределении в                  дальнейшем партийных сил между различными отраслями советской или партийной работы руководиться, главным образом, индивидуальными данными каждого члена Бунда, не создавая для бывших членов Бунда никаких ограничений.

Подписали:

Секретарь ЦК РКП – Молотов

Центр. Комиссия по объединению Бунда с РКП

Представитель ЦК РКП – Ярославский

и        ЦК Бунда – Вайнштейн

ЦБ Евсекций – Ч…

_______

 

Таким образом, ясно, что весь Бунд вступил в РКП, слился с РКП, а то, что написано во 2-м издании БСЭ – ложь и клевета.

Между прочим, Иосиф Михайлович Брегман, — бывший активный бундовец, о котором я немного расскажу, когда буду писать о 1956 г., — говорил мне, что ЦК РКП предлагал всем руководителям Бунда засчитать партийный стаж в РКП с момента их вступления в Бунд. Но они это, конечно, отвергли. Тогда у папы был бы стаж с 1897 года. А между тем в 30-х годах во время так называемой «проверки документов» папе (как и всем выходцам из Бунда) стали уже считать партстаж, вопреки приведенному постановлению, не с 1920, а с 1921 г. И так это и зафиксировано в документе о «партийной реабилитации» папы (1956 год).

Папа и М. вступили в коммунистическую партию совершенно искренне, полностью приняв ее программу и устав, и всю ее политику. Это был глубоко продуманный, абсолютно сознательный шаг, соответствующий их внутреннему убеждению. И тем более подлы (сделанные без указания фамилий) утверждения во 2-м издании БСЭ, что «некоторые бывшие активные бундовцы, вступившие в партию большевиков с целью подрыва ее изнутри, были разоблачены как злейшие враги народа и Советского государства…»

А я горжусь тем, что папа и М. играли такую роль в Бунде, и считаю эту работу в Бунде героической и благородной.

 

6.

Теперь некоторые добавления и пояснения к предыдущему.

• В одних документах сказано, что папа сидел в тюрьме при царе 4 раза, а в других – 3 раза. Что же правильно? Сколько же раз он сидел в тюрьме на самом деле?

Правильный ответ — 4 раза. Именно:

1-й раз с 30 июля 1901 г. до осени 1902 г. сначала в Москве, а затем в Вильне, всего 15 месяцев.

2-й раз – с 26 декабря 1906 г. до марта 1907 г. в Варшаве, всего 3 месяца.

3-й раз – с 24 марта 1914 г. до июля 1914 г., всего 3 ½ месяца.

После этого он был в ссылке в селе Яланском Енисейского уезда с июля 1914 г. до марта 1917 г. Должен был находиться в ссылке 3 года, — срок кончался 11-го июля 1917 г., — но был досрочно освобожден Февральской Революцией.

И вот во время ссылки в июле и августе 1915 г. он отбыл 4-е тюремное заключение (3 недели). Сохранился любопытный документ – заочный приговор папы; в чем состояло само дело здесь не сказано. Привожу его:

1-я сторона:

№ 140

1915 года

По Указу Его Императорского Величества

Мая 8 дня 191_  года

Я, мировой судья 30-го участка города Варшавы, разобрав дело по обвинению Арона Вайнштейна по 38, 39 и 977 ст. Ул. о Н.

На осн. 119 и 133 ст. Уст. Уг. Суд. И 38, 39 и 977 ст. Ул. о нак. Заочно

Приговорил

1) Арона Вайнштейна

подвергнуть аресту на три недели

и 2) приговор этот привести в исполнение порядком в ст. 138-141 Уст. уголов. суд. указанным. Подлинный за надлежащей подписью.

С подлинным верно

Мировой судья                                    (подпись)

________

2-я сторона:

Дело 191 – 2 №                                                  По заочному приговору

Повестка

Арону Вайнштейну

Мировой судья 3-го уч. города Варшавы препровождает Вам копию заочного приговора постановленного им, Мировым Судьею, по жалобе, принесенной на Вас полициею.

(петит)            В законе изображено: устава уголовн. судопр. статьи:

133. Если обвиняемый в проступке, за который полагается наказание не свыше ареста неявится и не пришлет поверенного к назначенному сроку, или хотя и присылать поверенного но по такому делу, по которому он сам вызывался лично, то Мировой Судья постановляет заочный приговор.
134. В течение двух недель со времени вручения копии с заочного приговора, обвиняемый имеет право, явясь к Мировому Судье, подать отзыв о новом рассморении дела.
135. С принятием отзыва Мировой Судья назначает день для явки сторон к новому разбирательству о чем извещает обвинителя, напоминая ему, что явка его будет иметь для него последствия, означенные в статье 135-й.
136. За неявкою обвинителя к назначенному сроку ни лично, ни через поверенного, без представления уважительной к тому причины, Мировой Судья или постановляет об отказе в жалобе если дело такого рода, что может быть прекращено, или же, в противном случае, приговаривает обвинителя к денежному взысканию не свыше двадцати пяти рублей и вызывает его к новому сроку.
137. В случае вторичной неявки обвиняемого, он подвергается денежному взысканию не свыше двадцати пяти рублей и состоявшийся о нем приговор оставляет в своей силе.

Мировой Судья             (подпись)

Вручена 191_ г.     дня, Разсыльный_ _ _ _ _ _

_________

 

2) В том же 8-м томе 1-го издания БСЭ имеется и статья (того же Рафеса) «Бундовская печать». Из нее видно, что Бунд издавал огромное количество журналов и газет. Некоторые из них выходили недолго, другие – годами. Автор делит всю историю бундовской печати на 3 периода: 1) – до октября 1905 г., период исключительно подпольной печати, 2) с октября 1905 г. по февраль 1917 г., со значительным преобладанием легальной прессы, и 3) после Февральской революции 1917 г. Затем он перечисляет основные органы печати и главных ее участников. Папа указан в качестве одного из основных работников 1-го периода, а во 2-м периоде он после Копельзона (Тимофея) возглавлял партийное издательство «Ди Вельт» в Вильне с 1907 по 1914 год, издававшее всю (или почти всю) бундовскую литературу. Очень большое участие в печати принимала во всех периодах М.; об этом я напишу в своем месте.

Между прочим, в 1901-05 годах за границей выходил информационный бюллетень Бунда «Последние известия» с корреспонденциями по вопросам еврейского рабочего движения; всего вышло 256 номеров. Это была (еженедельная) газета теперешней многотиражки. Печаталась она на русском языке, в ней было множество актуальных небольших статей, сообщений, извещений о том, что такой-то человек с такими-то приметами оказался провокатором, и что его следует остерегаться и т.д. Она производит впечатление очень живого, боевого, энергичного органа.

После ареста папы в 1938 г. мы обнаружили у нас дома комплект этой газеты то ли за 1903-й, то ли за 1904 год со штампом «Из библиотеки Музея Революции». Статьи там не были подписаны, как мне помнится, и установить, какие из них принадлежали папе или М., было невозможно. В какой-то тревожный момент мы решили их сжечь: хранить тогда было опасно, а отдать в Музей Революции – еще более. Теперь я, конечно, очень жалею, что не сумел их уберечь.

Между прочим, на днях в Исторической библиотеке мне сказали, что весь архив Музея Революции был уничтожен. Если это сделано в ежовские или бериевские времена, то это было бы очень логично: Сталин боялся, что узнают правду о событиях Октябрьской революции и о ее организаторах и руководителях. Так или иначе, наш комплект «Последних известий» тоже не оказался исключением, хотя и по другой причине.

3) В статьях «Бунд» и «Бундовская печать» в 1-м издании БСЭ встречается довольно много имен различных деятелей Бунда. Уже упоминавшийся мною И.М.Брегман сказал мне в 1956 г., что имена основной группы руководителей Бунда были широко известны среди членов Бунда, и что в бундовской среде этих лидеров называли «династией».

— Ваш отец, — тут же добавил он, — конечно, принадлежал к династии.

Я не буду здесь называть этих имен (насколько я их знаю), два из них были в 20-х-30-х годах особенно одиозны: Абрамовича (Рейна) и Айзенштадта (Юдина). В 30-х годах этих двух лидеров этих двух лидеров лишили советского гражданства, и об этом было сообщено в центральных газетах. О втором из них мне еще придется немного сказать, когда я буду писать о М.

Конечно, папа был хорошо знаком и даже дружил со многими из них. В письмах маме во время сибирской ссылки он все время просит ее связать его с друзьями, не называя из конспиративных соображений их полных имен.

Но одно имя вспоминается папе часто: он называет Славку, Славека. В статье «бундовская печать» в БСЭ среди других активных работников назван Гроссер (Славек). Сопоставим это с тем, что сказано в одной из папиных биографий (см. стр. 608<в тетради>): в 1912 г. папа вместе с Гроссером руководил в Варшаве кампанией по выборам в IV думу, — так вот после сопоставления всего этого не приходится сомневаться, что речь в папиных письмах идет именно о Гроссере.

Он умер осенью 1913 г. Папа пишет о нем с большой любовью и нежностью. Видимо, он был очень близким папиным другом.

Например, в письме от 21/X 14г. из Яланского папа пишет:

— Разберись в письмах и узнай, пожалуйста, если можешь, день смерти отца. Я помню, что около 7 ноября, но точно не знаю. Мне и в тюрьме, и здесь особенно часто вспоминалось и думалось о нем, да еще об одном умершем дорогом мне человеке (Славке). Годовщины их смерти недалеко одна от другой. Славек мне часто снится, и еще этой ночью я видел его живым, в обычной сфере его деятельности. И так больно было утром потерять его…

Обсуждая с мамой вопрос об имени будущего ребенка, папа среди другого пишет 15 мая 1914 г.:

— …Мне бы нравилось имя «Слава» (есть такое еврейское имя, это я знаю – «Славе»). Мне бы это очень нравилось по многим причинам… (см. также стр. 786 <в тетради>).

В начале 1916 г. папа вновь пишет о Славеке (в открытке от 3/III 16 г., четверг):

— Мне в ночь во вторника на среду привиделся путанный сон, основным содержанием которого было: я вдруг узнал, что Сл. жив, что все сведения о его смерти оказались неверными. И я испытывал колоссальную, незабываемую радость и в таком радостном настроении я встал. Тиф и вообще болезнь у меня посл. годы ассоциируется с памятью о Славке…

[Мама в феврале 1916 г. очень тяжело болела возвратным тифом. И, как ни странно, подробное описание своей болезни она сделала как раз в письме от 3/III 16г. Какое удивительное совпадение дат.]

Наконец, всего через пять дней папа опять пишет о Славеке (в письме от 8/III 16 г.):

— Вышел сборник студенческий с портретом Сл. Я его выписал. Хороши мои петрогр. друзья: не догадались прислать. Сборничек довольно симпатичный, портрет неудачно воспроизведен. Статейка о Сл. суховатая, некоторые факты извращены. Но хорошо, что молодежь эта о нем помнит и вообще думает о всем прочем, связанном с его именем. Тон бодрый, и это мне понравилось. Нюни распускать не следует…

В альманахе «Еврейская летопись», сборник первый (1923 г., Петроград-Москва) в статье И.А. Клейнмана «Польский город на рубеже столетия», в которой описывается жизнь того времени в Люблине, я неожиданно натолкнулся на яркую характеристику Гроссера и его места в движении еврейской молодежи начала века. И.А.Клейнман пишет (см. «Еврейскую летопись», сборник 1, стр. 136):

— … В Варшаве же, в гнезде ассимиляции, среди юношества был значительный процент таких ополяченных. Эти гимназисты-ассимиляторы имели тогда своим лидером Бронислава Гроссера, — того самого Бронислава Гроссера, который впоследствии так глубоко проникся идеей еврейской национально-культурной автономии, который потом в качестве виднейшего «бундовца» столь самоотверженно работал в еврейской рабочей среде. Про Бронислава Гроссера можно сказать, что он вернулся к евреям, ибо он по воспитанию, по своему полухристианскому фамильному кругу и по своей юношеской идеологии был всецело уже по ту сторону, был, казалось, типичным «поляком». Обаяние его личности, его интеллектуальная сила выявилась еще в годы его пребывания в гимназии. Мои товарищи-люблинцы общались с ним в течение лета в курорте Наленчове, где он тоже находился. Помнится, что впечатление, произведенное им, держалось долго, и что очень часто о нем говорилось. Бронислав Гроссер вызвал раскол в еврейском гимназическом союзе в пределах Царства Польского. С ним пошли те, кто был против обособленности еврейских организаций. Подробностей не помню, но пошли за ним и ушли ассимиляторы.

_____

 

Папа при мне никогда ни словом не обмолвился о Славеке Гроссере. А в двадцатых и тридцатых годах у него такой большой дружбы не было, в этом я уверен.

 

4) Как видно из папиных биографий, он состоял в членах ЦК Бунда с 1901 по 1921 год, причем последние четыре года был его председателем (были ли до того председатели ЦК – не знаю). В 1921 г. (видимо, в самом начале года?) был издан небольшой сборник в честь папы, посвященный двадцатилетию его пребывания в ЦК Бунда. Я этот сборник видел, возможно, у Брегмана в 1956 г.: мне кажется, что у нас дома его не было. К сожалению, издан он был на еврейском языке и потому был мне недоступен. Но помню, что там был ряд статей, очень высоко оценивавших роль папы в истории еврейского рабочего движения.

Ясно помню, что среди других там была статья Д.Заславского. Это имя было в течение десятилетий широко известно: он был одним из наиболее плодовитых и авторитетных фельетонистов «Правды», занявшим после гибели (уничтожения) М.Кольцова, пожалуй, первое место в этом качестве. Я был очень удивлен, увидев имя Заславского в сборнике, посвященном папе.

Но теперь, прочитав статью «Бундовская печать» в БСЭ, я увидел, что Заславский был активным бундовским журналистом еще, по крайней мере, с 1906 г., так что его участие в этом сборнике было закономерным.

Не могу не добавить, что своей «славой» Заславский был в значительной степени обязан подлым клеветническим «разоблачительным» статейкам в духе 37-38 годов и эпохи борьбы с космополитизмом. На его совести, несомненно, огромное количество погубленных честных людей. И мне противна причастность его к папиному сборнику. Впрочем, конечно, не надо забывать, что тогда он был еще другим человеком, а испоганился позже. Но зато и не пострадал и благополучно дожил до смерти, хотя другие «выходцы из Бунда», вступившие в РКП(б), были репрессированы, по-видимому, все до единого.

 

7.

Политическая биография папы из приведенных выше материалов видна достаточно ясно. Но, к огромному моему сожалению, я почти ничего не знаю о, так сказать, частной папиной жизни до 1914 года. Он не раз говорил, что собирается написать воспоминания, но не успел осуществить свое намерение. Его жизнь была так богата событиями, и он был таким глубоким, бесконечно вдумчивым, мудрым человеком, что его воспоминания были бы исключительно интересны.

Но как-то так случилось, что он почти не рассказывал нам о своей прошлой жизни, и у меня сохранилось в памяти только несколько небольших отрывочных эпизодов.

Так папа однажды рассказал, что их учитель рисования в институте как-то послал на конкурс в Петербург свои рисунки, как полагается, под девизом, не сообщив свой возраст. И получил ответ: «Вы подаете надежды. И если вы будете серьезно заниматься, то в свое время, через ряд лет вы сможете стать настоящим художником». А учителю в это время было уже семьдесят лет.

Между прочим, папа очень основательно учился в институте, а перед тем в училище. Например, как-то он подробно перечислил нам с Саней слова, которые писались с «ятью» или слова на какие-то другие правила. Он был очень грамотен, начитан, читал основные литературные журналы того времени, знал классиков. Говорил по-русски папа безукоризненно литературно, без какого бы то ни было акцента. Из его писем к маме из тюрьмы и ссылки видно, что он интересовался математикой и любил ее, читал философскую литературу, например, Бергсона.

Однажды папа рассказал, что они с мамой еще до женитьбы, — скорее всего, за несколько лет до нее, — вместе читали Маха. Он читал книгу Дубнова по истории евреев, много занимался изучением английского языка.

Сохранился, правда, в довольно ветхом состоянии папин аттестат об окончании института. Приведу его полностью.<букву «ять» передаю прописным Ъ>.

 

АТТЕСТАТ<ъ?>

 

От Педагогическаго СовЪта Виленскаго еврейскаго учительскаго института, на основании $ 53 ВЫСОЧАЙШЕ утвержденнаго 16 марта 1873 года положенiя о еврейскихъ учительскихъ институтахъ, выдан сей аттестатъ, за надлежащею подписью съ приложенiемъ казенной печати, окончившему полный курсъ наукъ въ Виленскомъ еврейскомъ учительскомъ институтЪ, на правахъ стипендиата Министерства Народнаго ПросвЪщения Арону Шоломъ Ицковичу Вайнштейну, из<ъ?> Свендянских мещан<ъ?>, вЪроисповЪдания iудейскаго, имЪющему от роду 19 лЪт<ъ?>, в удостовЪренiе того, что онъ, при отличномъ поведенiи, оказалъ успЪхи:

въ еврейскомъ законЪ вЪры                                                хорошiе (4)

библiи                                                                                   отличные (5)

русскомъ и славянскомъ языкахъ                                      отличные (5)

древне-еврейскомъ языке                                                   отличные (5)

математикЪ (ари8метикЪ, алгебрЪ и геометрiи)             отличные (5)

исторiи всеобщей и русской                                               хорошiе (4)

еврейской исторiи                                                                  хорошiе (4)

географiи всеобщей и русской                                              хорошiе (4)

естествовЪдении (ботаникЪ, зоологiи и минералогiи)    отличные (5)

физикЪ                                                                                     хорошiе (4)

педагогикЪ и дидактикЪ                                                        хорошiе (4)

черченiи, рисованiи и чистописанiи                                      хорошiе (4)

пЪнии                                                                  удовлетворительные (3)

и гимнастикЪ                                                                           хорошiе (4)

 

ВслЪдствiе чего онъ, Вайнштейнъ удостоивается званiя учителя еврейскаго начально<а?>го училища и пользуется льготою по 2 п. 56 ст. устава о воинской повинности, а при вступленiи на означенную должность имЪет пользоваться всЪми правами, той должности присвоенными.

Г. Вильна Iюня месяца 11 дня 1897 года

 

ПредсЪдатель Педагогическаго СовЪта, Директоръ

В. Спасский

инспектор             (подпись)

Члены Педагогическаго СовЪта                                             (7 подписей)

Секретарь СовЪта                                                                       (подпись)

 

Круглая печать    Виленскаго

Еврейскаго

Учительскаго

Института

_______________

 

О папиных друзьях и близких людях того времени я практически ничего не знаю. Я уже писал о Гроссере (Славеке). В переписке с мамой упоминаются и другие (но не названы их фамилии). Например, в письме от 21/X 14 г. папа пишет:

— Между прочим, у Саши (Минского) имеется мой пакетец, там одна карточка (Юлии). Это нужно у него отобрать, разберись, что не нужно разорви, а карточку сохрани или мне пришли…

А в письме от 31/XII 16 г. папа рассказывает об Юлии, по-видимому, умершей во время родов(?):

— Я тебе уже писал, что получил известие о смерти Юлии. Не знаю, в какой обстановке, был ли кто-нибудь при ней, жив ли ребенок, кто его отец, что с ребенком. Вообще, ничего не знаю. Я все время хотел навести о ней справки, но молчание Питерцев меня обессиливало. Теперь спрошу, но когда-то я все это узнаю. Я хотя был подготовлен к этому сообщению (главным образом, твоим рассказом), но все-таки ужасно больно. Удивительно красивый и чистый человек была она, по душевной красоте прямо обаятельной, и как бесплодно прошла ее жизнь. У меня с ней связано очень много особенно хороших воспоминаний (ведь я ее помню 18-ти-летней девочкой), и я вряд ли ее когда-нибудь совсем забуду, хотя из жизни она ушла уже очень давно…

Кто такая Юлия? И какое место она занимала в папиной жизни? Едва ли это мне когда-нибудь удастся узнать.[1]

Много раз с теплом упоминается Норочка, папа приводит высказывания какой-то Фел. (я их позже еще приведу), упоминается Роза, упоминается Раф. (скорее всего, Рафаил Абрамович), упоминается не раз папин шафер (на свадьбе с мамой). Есть и совсем зашифрованные имена: Астроном, Господин и многие другие. Папа был окружен людьми, со многими дружил, общался по своей революционной, организаторской и журналистской работе с десятками, а, может быть, и с сотнями людей. Но разгадать их имена очень трудно.

Если бы был доведен до конца Био-библиографический словарь деятелей революционного движения в России (см. стр. 602 <в тетради>), то были бы какие-то надежды продвинуться в этом направлении. Но преступная рука Сталина прервала его издание и исключила возможность его продолжения. И надежды практически нет. И все же я буду продолжать попытки.

В 1-м выпуске V тома этого словаря я нашел имя «Астроном». Там сказано: «Астроном – см. Ф.Э.Дзержинский». (А до буквы Д словарь не был доведен.) Таким образом, Астроном – одна из партийных кличек Дзержинского. Причем в словаре это имя указано однозначно: никаких других вариантов нет.

Было бы очень любопытно, если бы Астроном, о котором пишет папа, оказался Дзержинским. И для этого вроде бы есть некоторые основания. Папа с Дзержинским были хорошо знакомы, они были на «ты». Имение Дзержинских находилось в Минской губернии, и там жил брат Дзержинского, а в мамином письме от 9/XII 14 г. как раз говорится, что Астроном поехал к брату и, проезжая через Минск, виделся с мамой. Если бы Астроном был Дзержинским, то оказалось бы, что он был хорошо знаком и с мамой.

Но, увы, судя по биографии Дзержинского из 3-го издания БСЭ, в начале войны он находился в тюрьме (или на каторге), а Астроном из маминого письма – за границей. Я еще не утратил надежды, что биография, о которой я упомянул, содержит неточности. Но это все же очень маловероятно. И кто такой Астроном – так и не известно.

Не расшифрованы и почти все другие имена. Есть, правда, небольшие исключения, и я о них в своем месте напишу.

О ранней, детской жизни папы я совсем ничего не знаю. В некоторых письмах маме папа вспоминает о еврейских праздниках, о своем дне рождения. Так в письме от 2/XII 14 г. он пишет:

— Сегодня по моим расчетам 3-й день Хануки. Послезавтра день моего рождения по евр. счисл. Вспоминаю особенно тепло былое, в особенности как это в нашем доме когда-то праздновалось. Как много воды утекло!..

Папа очень любил еврейские праздники. 5/V 15 г. он пишет:

— Сегодня канун Шавуэс, а я этот праздник всегда очень любил…

А через два дня, 7/V 15 г.:

Сегодня второй день Шавуэс, а настроение у меня не совсем праздничное…

Ясно, что в семье папиных родителей все праздники и субботы проводились, как положено. А после революции, в двадцатых и тридцатых годах, папа никогда не упоминал обо всем этом, и я о еврейских праздниках (кроме пасхи) даже не слыхал.

Еще помню, как папа при мне (наверно, был и Саня) однажды рассказал, что первый раз в жизни он влюбился, когда ему было 15 лет. Он ехал по полю на телеге, и там вместе с ним сидела какая-то девочка, и папа почувствовал, что любит ее без памяти. Встречал ли он ее позже, он не сказал.

О папиной постоянной напряженной хлопотливой революционной работе можно хотя бы отчасти составить себе представление по его письмам маме после их женитьбы, но еще до ареста 24 марта 1914 г. в письме от 7/XI 13 г. из Москвы папа пишет:

— …Здесь меня окружает обычная суета. Я, собственно, не особенно занят, но предо мной постоянная забота – повидать несколько десятков человек, а это здесь не так легко сделать. Публика в большинстве очень и очень занята, погрязла (м.б. слишком сильное выражение) в своих делах преимущественно хлебного характера. И вот я должен по многу раз звонить по телефону, помнить, на когда они обещают быть дома, ловить их; затем эти «приятные» разговоры о деньгах, кот. мне в общем ненавистны, ибо приходится здесь проявить отчасти дипломатические способности, приходится иногда притворяться, а мне это так ненавистно. И вот эта суета, не давая ничего душе, отнимает много внимания. Затем я здесь вынужденно живу у чужих людей, и хотя прием везде очень теплый, но я постоянно связан и редко предоставлен самому себе…

 

Видимо, папе приходилось выпрашивать деньги на издательские дела и на партийную работу. В письме из Петербурга от 14/III 14 г. папа пишет:

— …Я почти каждую ночь ложусь не раньше 3-х ночи, встаю с усталой головой, не выспавшийся, а потом целый день провожу в интенсивной работе, м. б., мало производительно или вернее менее производительной, чем бы это хотелось, но отнимающей энергии больше, пожалуй, чем спокойная производительная. Все заняты, все куда-то спешат, поговорить всякий любит, а мне приходится быть особенно настойчивым и требовательным. Все проходит в нервной атмосфере, что очень истощает.

_______

 

<вставка> Некоторые, впрочем, совсем небольшие сведения о папиной революционной деятельности можно почерпнуть из его статьи «Несколько встреч с тов. Дзержинским»[2], написанной в связи со смертью Ф. Дзержинского. Вот несколько выдержек из этой статьи:

… — Первый раз я его (т.е.Ф.Д.) увидел зимою 1899 г. Я тогда жил в Варшаве, ведя там социал-демократическую работу среди еврейских рабочих. Дзержинский тогда только что бежал из ссылки и приехал в Варшаву. Он получил, по-видимому, в Вильне связь с варшавской организацией Бунда, членом комитета которой я тогда состоял, и явился к группе руководителей этой организации с просьбой связать его с польскими рабочими…

… — В эту зиму мы с ним часто встречались, он иногда бывал на наших собраниях и, хотя не понимал по-еврейски, но, вероятно, черпал очень много из этих собраний. Расхождения между Бундом и социал-демократией Польши и Литвы, над восстановлением которой тогда работал Франек (Дзержинский), начались только через несколько лет по целому ряду вопросов, а в это время и в следующие год-два работа велась дружно, со взаимной помощью друг другу. Мы помогали Франеку чем только могли и были с ним в большой дружбе. Вспоминаю, мы однажды с ним и еще с одним товарищем сидели в ожидании какого-то, по-видимому, собрания в пивной на Электоральной улице, говорили о своей работе, о планах на расширение этой работы, о настроении рабочих и о дальнейших судьбах революционного движения…

… — Летом 1901 года я был арестован в Вильне и отправлен в Москву. Там я менял места заключения и зиму 1901/1902 года провел в Бутырках. Сидел я сначала в Часовой башне, а потом нас, группу политических, перевели в одиночное заключение в Северную башню. У нас были связи со всеми политическими заключенными, бывшими тогда в различных помещениях Бутырок. В Часовую башню обыкновенно направлялись те товарищи, которые этапом шли в Сибирь. Вдруг я узнаю, что в Часовую башню прибыл Франек. Между нами немедленно завязалась оживленная переписка, а затем мы каким-то путем, не помню точно каким, добились того, что меня привели в Часовую башню для свидания с Дзержинским. Это было очень трогательное свидание, которое мне запомнилось на всю жизнь…

… — Мы тогда почувствовали особую близость друг к другу, перешли на «ты». Условились, что я ему буду пересылать переписку, которая придет в тюрьму на его имя. Его большим другом на воле оставалась тогда Юлия Гольдман (сестра известного Либера[3]), от нее в тюрьму получались письма на его имя, которые я аккуратно пересылал в те тюрьмы, через которые должен был проследовать по этапу Франек (упомянутая Юлия Гольдман умерла в Швейцарии от туберкулеза в 1903 или 1904 г.)…

… — Следующие наши встречи состоялись в 1906 году…

… — Мы с Феликсом встретились в поезде, везшим нас в Таммерфорс на конференцию (я был в делегации от Бунда)…

…- В конце того же 1906 года в декабре судьба меня опять столкнула с Дзержинским в тюрьме. Это был период выборов во 2-ю государственную думу, и эту избирательную кампанию Бунд вел в Польше объединено с социал-демократией Польши и Литвы. Решено было образовать объединенный социал-демократический комитет для проведения избирательной кампании по всей Польше. Первое собрание этого комитета и было арестовано. На нем было 5 человек: 3 от Бунда и 2 от с.-д. Польши и Литвы. От Бунда были: 1) Давид Кац (партийная кличка Тарас), который тогда жил и был арестован под именем Славин, 2) Мойсей Душкан (известен как Мойсей-переплетчик) и 3) я, проживал тогда под фамилией Меерович. От польских социал-демократов были товарищи Ротштадт-Красный и Аусем. Второй был арестован под другой фамилией, которую я точно не помню[4]. Заседание происходило на Цегельняной улице, дом № 1, в квартире тов. Ляндау – химика по профессии. Не успели мы как следует приступить к работе, как ворвалась банда охранников и солдат и повела нас – рабов божиих, в арестных дом при Варшавском магистрате. Около двух суток нам пришлось провести в общей камере при самых ужасных условиях, а затем меня и еще двух товарищей перевели в другую камеру. Я помню, как я был поражен, когда, войдя в камеру, я встретил там тов. Дзержинского…

… — Было составлено большое дело о членах социал-демократии Польши и Литвы…

… — Я фигурировал в этом процессе под фамилией Мееровича, по паспорту которого я и проживал в качестве нелегального. Я не помню теперь точно, сколько времени я тогда провел с товарищем Дзержинским; кажется, очень краткое время, чуть ли не меньше суток. Обстановка, в которой мы вместе сидели, была достаточно гнусна: на полу лежали грязные, отвратительные матрацы, и это, кажется, было все, что вообще было в этой камере. Не помню, кого еще мы там застали, хорошо помню то громадное чувство облегчения, которое у нас было, когда мы попали из ада общей камеры сюда…

______

 

Вот еще эпизод из воспоминаний Л. Гольдмана (один из братьев Либера), опубликованных в «Каторге и ссылке» т. 17, 1925, стр. 8. (Событие относится к 1900 году):

— … Я направился за-границу, предварительно заехав в Варшаву с тем, чтобы при помощи бундовской организации перейти границу… В Варшаве я явился в школу к учителю «Рахмиелю» (А.И.Вайнштейн…). Рахмиель направил меня в Белосток к бундовскому контрабандисту…

И в результате Л.Гольдману удалось перейти границу. <конец вставки>

 

Не следует забывать, что все это время папа был на нелегальном положении, жил под чужой фамилией по фальшивым документам. Из нескольких писем до тюрьмы в марте 14 года видно, что папе приходилось постоянно переезжать из города в город. А из случайных упоминаний в письмах из тюрьмы, — что ему приходилось снимать тайные квартиры (даже маме он не сказал, что в Минске у него есть другая комната). Кроме того, конечно, в письмах, как и во всем, он соблюдал конспирацию, говорил лишь в общих выражениях, не называя имен.

Я уже рассказывал, что нас с Саней он обучал конспирации, говорил, что нужно запоминать проходные дворы, каждую минуту знать, где находишься и каким путем можно уйти от филеров и жандармов. Он любил гулять с нами, и несколько раз за прогулку мы играли в такую игру: мы закрывали глаза, и папа водил нас, держа за руки, по улицам, переулкам и дворам, много раз поворачивая, а иногда возвращаясь назад. В некоторый момент он приказывал нам открыть глаза, и мы должны были сказать, где находимся. Дело обычно происходило вечером, так что сориентироваться было труднее, но часто мы справлялись с заданием. Несомненно, сам папа хорошо знал правила конспирации, умел в свое время обнаруживать филеров и уходить от них. Словом, за долгие годы нелегальной жизни он овладел всем, что было необходимо знать профессиональному революционеру.

Папа научил нас также тюремной азбуке для перестукивания.

Папа рассказал нам, как он был арестован в 14-м году: как он увидел, что за ним следят, и пытался уйти через заднюю сторону дома. К несчастью, я забыл детали, а это была захватывающая история. Кажется, папа вскочил в проходящий трамвай, но, в конечном счете, его все-таки настигли. Мне очень жалко, что я не в силах передать папин рассказ подробно и с достоверностью, но он был необыкновенно интересен.

В 1916 г. в письме к маме папа вспоминает об этом аресте, но рассказывает о нем очень кратко и совсем по-другому. 10/III 16 г. он пишет, имея в виду, что письмо дойдет к маме только недели через две:

— Гитонька милая! Когда ты получишь это письмо, будет уже приблизительно день твоего рождения. Это будет уже третий, который мы проводим не вместе. А ведь вместе-то тоже мы их проводили не особенно много! Два года тому назад в эти дни я уже думал о подарке. А в день моего ареста я в 2 часа дня должен был встретиться со знакомой, чтобы вместе с ней выбрать для тебя разные вещи и между прочим подарок… Я уже покончил все свои дела, съездил на вокзал, оставил там у носильщика вещи, деньги на билет к скорому поезду в 5 часов. В 2 часа я должен был встретиться со знакомой дамой, а ровно в 1 ¾ был арестован у ворот дома, из которого выходил, в нескольких шагах от той кофейни, где встреча была условленна. Когда я увидел этих людей у ворот, я уже был почти уверен, что кончено. А потом пошло и пошло!…

_______

 

Наконец, приведу один анекдот, рассказанный папой, о том, как иногда революционеру удавалось достойно ответить на издевательства тюремщиков.

— Когда одного революционера арестовали и привезли в тюрьму, жандармский начальник, обрадованный тем, что ему удалось изловить этого революционера, несколько раз, потирая руки, с наглой улыбкой произнес:

— Поймал рыбку за хвост! Поймал рыбку за хвост!..

А революционер ответил:

— Что это вы мне все про хвост говорите?

И получилось, что начальник – прохвост.

________

 

8. Минск в 1914 году.

Пора рассказать немного о городе, в котором родилась, росла, работала и умерла моя мама, где родились мы с Саней – о нашем родном городе Минске.

Приведу «Историко-статистическое описание города Минска» из справочной книги «Минск в кармане» за 1914 г., стр. 120-123.

________

Губернский город Минск лежит между 53-54 градусов северной широты и 45-46 восточной долготы в 843 верстах от С-Петербурга и 711 от Москвы. Время основания города в точности не известно. В летописях упоминается, что  в1066 году на берегах Немиги в г. Минске произошла битва между русскими князьями – Всеславом Полоцким и Минским с одной стороны и Ярославичами с другой. Всеслав княжил с 1044 до 1101 года. Минск до 1066 года находился в его уделе, потом переходил от одного русского князя к другому; но в средине 18 века до 1793 года Минск причислялся к Литовскому княжеству, а с начала 1793 года Минск воссоединен к Российской империи.

Город Минск в разное время был осчастливлен пребыванием в нем следующих Русских императоров. С 15 февраля по 13 марта 1706 года был в Минске Император Петр I великий, когда он был в союзе с польским королем Августом II.

Против шведов в 1798 году император Павел I посетил Минск вместе с великим князем наследником Александром Павловичем. В 1802 году Александр Павлович уже императором опять посетил Минск и был здесь на балу, устроенном дворянством в зале дома Гайдукевича (потом Будникова) на углу Соборной площади и Школьной улицы.

В 1860 году император Александр II посетил Минск и пробыл здесь 3 дня. 7-го января 1901 г. в Минске на сквере Соборной площади открыт и освящен памятник Ему с надписью: Царю-Освободителю от благодарных минчан. В 1904 г. жители г. Минска имели счастье лицезреть своего обожаемого Монарха Его Императорское Величество ныне благополучно царствующего Государя Императора Николая Александровича II. В 1888 году Минск посетили их Императорские Высочества великий князь Владимир Александрович с великою княгинею Мариею Павловной и изволили присутствовать при закладке городского театра и собственноручно положили первые кирпичи, предварительно опустив по несколько золотых монет.

Город Минск расположен на обоих берегах реки Свислочь при впадении в нее исторической реки Немиги, русло которой и поныне проходит по Немигской улице к рыбному базару и так называемому Татарскому болоту, откуда впадает в реку. До 1882 года Немигская улица была одна из худших улиц города, потому что река Немига никогда не высыхала и даже в летнее жаркое время имела достаточно влаги, чтобы снабжать грязью не только Немигскую, но и смежные улицы. Проход с одной стороны улицы на другую был невозможен, и только при Екатерининской церкви был узенький мостик для пешеходов через эту грязную реку. Но в 1881 году купцы Абрам и Манус Шабад с разрешением Городской Управы построили впервые против своих домов деревянный крытый канал для проярки<?> Немиги, и тогда против их домов улица стала сухой, и потом все домовладельцы Немигской улицы и владельцы рыбного базара и Городская Управа последовали этому примеру, и вся окрестность стала неузнаваемой, и теперь на Немигской улице сосредоточена большая часть оптовой торговли города Минска, и доступ к Екатерининской церкви стал удобным, то же самое доступ к еврейским синагогам и молитвенным домам. Однако весною и осенью река Немига бывает многоводной и часто наводняет на несколько часов всю Немигскую улицу, а иногда и всю окрестность. Городская управа изыскивает способы, как отвратить эти наводнения и можно надеяться, что вскоре такой способ будет найден.

Народонаселение города Минска за последнее время составляет в тысячах:

Православных 37 тысяч, старообрядцев 0,160, католиков 20 тысяч, лютеран 1 тысяча, евреев 44 тысячи и магометан 1 ½ тысяча, а всего приблизительно 104 тысяч жителей кроме квартирующего в городе войска.

В торговом отношении Минск довольно богатый – город лежит на перекрестке двух жел. дорог Александровской и Либаво-Роменской и торговля сосредоточена на отправке хлеба и лесных материалов в Южные города Екатеринослав и Одессу, а также на Либаву. Заводов и фабрик по данным 1908 года в Минске числилось 51, сумма производств. 3 ½ миллиона рублей. Больше всего развито в Минске дрожжево-винокуренное производство, затем кожевенное, табачное, далее машиностроительное, мыловаренное, крахмальное, пивоваренное, обойное и типо-литографское.

Больниц в городе в 1909 году было 20 с 748 кроватями. В больницах пользовались 11 430 больных. Богаделен и благотворительных обществ в том же году числилось 17, из них 4 богадельни и 13 благотворительных обществ.

________

 

Между прочим, Николай 2-й приезжал в Минск 21 октября 1914 года (уже после выхода справочной книжки) во время войны. Вот как мама об этом приезде пишет (письмо от 21.X.14 г.):

 

— … Я пишу это письмо в немного странной обстановке. Сегодня в Минск приезжает на несколько дней Государь. Я пошла к знакомому, посмотреть на проезд с балкона и пока пишу тебе. У нас в лазарете Государь не должен быть по расписанию, а я должна же Его видеть. Единодушие и восторженное настроение населения поразительны…

________

 

Новомосковская улица, на которой стоял дедушкин дом, находилась совсем недалеко от Немиги. Теперь, когда улицы расширили и спрямили, она одним концом просто упирается в Немигу. В нее же упирается и нижний конец Комсомольской (ранее Богадельной) улицы, где жила мама. Теперь Немига – это широкий проспект, а от реки не осталось и следа: наверно, ее заключили в подземную трубу. За Немигой – подъем к площади, от которой отходит улица Мельникайте, где во время немецкой оккупации находилось гетто, и теперь стоит памятник «Яма» в память 5000 евреев, замученных гитлеровцами 2 марта 1942 года. В этот день была убита и Одочка.

Во время Минск был очень сильно разрушен. Теперь это огромный совершенно новый город. Но многие улицы сохранились. В частности и улица Мясникова (бывшая Новомосковская). Только дедушкиного дома уже нет.

________

 

9. Сестры

У дедушки и бабушки Лившиц было три дочери. Старшая – Мария (в семье ее называли Маней) родилась в 1880 году. Мои попытки узнать точную дату ее рождения пока не увенчались успехом. Средняя – Гита (или, как она сама писала, Гитта) родилась в 1883 году. Младшая — Ода – в 1891 году. И в двух последних датах я не уверен. Просто я руководствуюсь однажды услышанными мною словами: между М. и мамой разница была в три года. Кто мне это сказал? Бабушка? Или мама (М.)? – совершенно не помню.

На последних страницах маминого дневника о Сане есть очень короткая запись дат, связанных с жизнью сестер и Фридочки (дочери М.). Это – основной документ, которым и надо руководствоваться. Есть еще несколько материалов и жизни М.: Статья в первом издании Б.С.Э. (опубликованная при жизни М.), серия статей Фольковича, написанных в 1965 году и не внушающих полного доверия, заметка в журнале «Советиш Геймланд». Я пытался разыскать автобиографию и анкету М., для этой цели ходил в Институт Иностранных Языков им. Тореза на Остоженку (Метростроевская ул.), в котором она с 1936 по январь 1938 года была ректором. В отделе кадров мне разыскали ее личное дело. Но там этих документов не оказалось. Почему? Неужели такого рода бумаги изымало НКВД? Так мне и не удалось установить точных дат и некоторых подробностей ее жизни.

Об Одочке я знаю совсем мало. О маме до 14-го года – немного больше.

Сейчас я запишу то, что мне известно из их жизни до 14 года. А позже, — на основании маминой и папиной переписки, — о 14-17 годах.

Интересы и жизненный путь сестер были совершенно различны. М.Я. была литератором и страстным революционером, пламенным оратором, исключительно популярным среди евреев, особенно начиная с 1917 г., мама была высококвалифицированным, самоотверженным врачом, а Одочка – артисткой. Но они были очень дружны, причем опорой и поддержкой сестер была мама, постоянно жившая в Минске после того, как она вернулась из-за границы и стала работать врачом. Эта их дружба чрезвычайно трогательна и переполняет любовью к ним мое сердце. Я все больше и больше сознаю, какой чудесной была эта семья.

Конечно, своим превосходным образованием, своей добротой и другими прекрасными душевными качествами они были обязаны, прежде всего, дедушке и бабушке. И как жалко, что я совсем почти не знал дедушку и мало что могу вспомнить о бабушке.

 

10. М.

Мне так странно называть ее М. Все время в мыслях я называю ее мамой, как называл и при ее жизни. Она и была второй мамой для нас с Саней.

Но нужно как-то отличать ее от нашей первой мамы, «Гиточки». Поэтому я пишу М., но читаю «мама».

Итак, я начинаю с биографии М. Сначала приведу краткую заметку о ней в 1-м издании Большой Советской Энциклопедии (том ?, стр. ?).

 

Фрумкина (псевд. Э с т е р) Мария Яковлевна (р. 1880), член ВКП(б). С 1897 руководила в Минске пропагандистскими кружками еврейских рабочих. В том же году вступила в Бунд. Работала в Минске, Вильно, Одессе и др. городах. Неоднократно арестовывалась и подвергалась высылкам. Была членом литературной коллегии ЦК Бунда, членом редакции бундовских центральных газет, а с апреля 1917 – членом ЦК, возглавляя националистически-меньшевистские группы Бунда. Во время империалистической войны, работая за границей, занимала право-центристскую каутскианскую позицию. Являясь членом бюро ЦК, редактором газеты «Дер Веккер», членом исполкома Советов и гласным городской думы в Минске, до 1919 вместе со всем Бундом борется с большевиками. С 1919 Ф. – один из лидеров левого крыла Бунда, а после раскола Бунда переходит на советскую платформу. Работает зав. отделом нар. образования в Минске, членом ЦИК Литовско-Белорусской Советской республики; на XII конференции – член Ц.К. т.н. «Коммунистического Бунда» (см. Бунд). В рядах ВКП(б) – с 1920; была членом ЦБ еврейских секций при ЦК ВКП(б) (1921-1930), зав. евр. секцией Главполитпросвета, работником отд. работниц ЦК ВКП(б). Ф. – редактор первого восьмитомного собрания сочинений Ленина на евр. яз. и журналов «Юнгвальд» и «На новых путях». С 1921 – организатор и зам. Ректора КУНМЗ (Коммунистический университет национальных меньшинств Запада), а с 1925 – ректор КУНМЗ.

________

 

Теперь приведу перевод заметки о М. в журнале «Советиш Геймланд» № 2 за 1970 г. Эта заметка помещена под рубрикой «Заметки в календаре» в связи с 90-летием со дня рождения М. Там же имеется и плохонький ее портрет.

 

90 лет назад в Минске родилась известная общественная деятельница, публицистка и переводчица Малка Лифшиц[5].

М. Лифшиц известна под псевдонимом Эстер (Эстер Фрумкина). Ее отец был просвещенным человеком, писал стихи и прозу. Мать происходила из семьи известных виленских еврейских издателей Каценелбойгн и Ром.

По профессии педагог, Эстер еще в конце прошлого столетия была тесно связана с революционными рабочими кружками, писала в нелегальной газете «Минскер арбейтер», сочиняла революционные листовки. За свою деятельность она неоднократно арестовывалась царской охранкой.

Литературную деятельность Эстер начала в студенческие годы. В январе 1900-го года в еврейско-русском журнале «Книжки восхода» был опубликован ее перевод (с немецкого) произведения Н. Самуэлиса «Гейне и Галеви». В 1904 году в Петербургской «Нае библиотек» вышел ее перевод В.Короленко «Легенда (сказание?) о царе Агриппе и прокураторе Иудеи Флоре». Спустя 6 лет в виленском издательстве «Нае велт» вышла из печати ее работа «К вопросу о еврейской народной школе» (третье издание этой брошюры вышло в Петербурге в 1917 году).

Эстер Фрумкина была главным редактором минской ежедневной еврейской газеты «Дер векер»[6], которая издавалась в первые годы после Октябрьской революции, членом редколлегии газеты «Эмес» и литературного молодежного журнала «Юнгвальд». Совместно с Мойше Литваковым[7] она редактировала восьмитомное издание сочинений Ленина на еврейском языке. Она является автором ряда популярных книг, среди которых – «Гирш Лекерт»[8], «Ленин и его работы», «Октябрьская революция» и другие.

В 1922 году Эстер Фрумкина была назначена проректором университета народов Запада в Москве.[9] В 1925 г., после смерти Ю.Мархлевского, она была назначена ректором университета.

Эстер Фрумкина умерла 8 июня 1943 года.

________

 

А вот выписка из маминого дневника, посвященная М.:

Маня до 1896 г. в Минске

Лето 96 г. в Круче.

С осени 97 по весну 1900 в Петрогр.

(но приезж. лет.)

С осени 1900 по Рожд. в Петрогр.

С рожд. 1900 по осень 1901 г. в Минске, съезд

<прим.автора на полях>: м.б. по осень 1906?

съездила держ.экз. и в Минске по осень 1906 г.

с ос. 1906 г. по ос. 1907 г. в Вильне.

Окт. 1907 по июль1908 г. в т. в В.

пот.неск.дней в Минске и

по июль 1911 г. заграницей.

по сент. 1912 г. в Минске.

(в июле на 3 нед. с Фрид.в Новг.,

на пасхе за Фрид.в Могил.)

до нояб.1912 Одесса

До марта т.в Од.

В апреле или марте 2 часа в Минске.

До 16/XII 1914 г. заграницей.

До 13/I 1915 г. в Минске.

До июня 1915 г. в Ромнах.

До окт. 1915 г. в Черн. Яру.

До наст.вр. (27/XII 1916 г.) в Астрахани.

________

 

Здесь же приведу и запись в мамином дневнике, относящуюся к Фридочке:

 

Фридочка   до 20 июня 1914 г. в Минске

(в марте 1908 в Вильну

на пасхе 1911 в Могилеве,

лето 1913 г. в Могилеве).

С 20 VI 1914 по 16/XII 1914 заграницей

С 16/XII 1914 по 24 IX 1915 в Минске

С 24 IX 1915 г. по н.вр. (27 XII 1916 г.)

в Астр. (через Рост. и Черн. Яр.)

______

 

Вот несколько замечаний:

1) Таким образом М. сидела в тюрьме в Вильне с окт. 1907 г. по июнь 1908 г. и с ноября 1912  до марта 1913 г. в Одессе.

2) Фридочка родилась в конце февраля (по старому стилю) 1903 года и, когда ей было 5 лет, в марте 1908 г. ее привозили в Вильну повидаться с М. Кто привозил? Вероятно, мама, так как в перечислении своих дат она пишет: «декабрь 1907 – март 1908 г. Минск и Вильна». Скорее всего, мама ездила в Вильну, когда М. была в тюрьме, не раз (а может быть, и жила там какое-то время).

3) Длительное пребывание М. в Минске с рождества 1900 г. по осень 1906 г. связано с замужеством, рождением Фридочки, первыми годами ее жизни и со смертью мужа М., Бориса Фрумкина.

________

 

Как я уже говорил, в издававшейся (а может быть, и до сих пор издающейся) в Польше (на идиш) еврейской газете «Голос народа» в 1965 году была помещена серия статей Э. Фольковича, посвященная М. Фолькович жил в Москве, в свое время был преподавателем в КУНМЗе (кажется, немецкого языка) и хорошо, по его словам, знал М. Когда ему заказали статьи о М., он несколько раз заходил ко мне (Саня был на севере в Апатитах) и, — по моему совету, — виделся и с Женей. Кроме того, он ходил в библиотеки, собирая сведения, и для этой же цели ездил в Минск. Так что он проделал большую работу. Но вместе с тем его статьи не производят впечатления полной достоверности, и, к тому же, он, конечно, отдавая дань времени и другим обстоятельствам, старался показать, что придерживается совершенно правильных взглядов.

Кроме того, нужно принять во внимание и то, что у меня есть только один перевод его статей, и насколько он адекватен, я проверить не могу, так как еврейского языка не знаю. Но, так или иначе, я буду все же пользоваться этими статьями, когда из них можно извлечь что-либо заслуживающее доверия о М.

Статьи Фольковича опубликованы в семи номерах газеты. В первом из них, № 79 (3193) от субботы 22 мая 1965 г. на первой странице помещено следующее извещение:

________

 

Светлой памяти известной еврейской руководительницы рабочего движения, воспитательницы многих тысяч революционных деятелей многих стран мира, светлой памяти товарища ЭСТЕР (Марии Фрумкино) – к 85-летию со дня ее рождения посвящена серия статей известного еврейского ученого и ближайшего сотрудника товарища ЭСТЕР – Э. Фолковича.

Читайте на 5-й странице настоящего номера начало серии статей.[10].

________

 

На 5-й странице имеется общее название всей серии статей:

ЭСТЕР

Жизненный путь большой революционерки

А затем помещена 1-я статья (или глава):

«Детство и юношество».

Вот, что пишет Фолькович (откуда он получил некоторые сведения, мне неизвестно).

— Родители хотели, чтобы их три дочери: Малка, Гита и Ода получили образование. Им удалось это осуществить. Особенно отличалась в учебе старшая – Малка. Одиннадцати лет она поступила в Минскую гимназию, где очень хорошо училась и была всеми любима. Она была очень прилежной гимназисткой, жизнерадостной, хорошо пела, была симпатична и изящна, на голову выше своих подруг по классу. К тому же она была очень милая, общительная и душевная. Ее дом был всегда открыт для всех. Каждый мог обратиться к ней за помощью в учебе. Подруги приходят к ней каждый день, и она помогает решать задачи, отвечать на сложные вопросы. Она это делает очень охотно, так как сама в это время глубже постигает то, что учит, и у нее создается свое собственное мнение по многим вопросам[11].

16 лет Малка (Маня) кончает гимназию. Вскоре она познакомилась с социалистом-поэтом Авраамом Валтом (Лесин), который вел социалистическую пропаганду в рабочих кружках Минска. Он ее познакомил с еврейскими работницами, и она некоторое время руководила кружком женщин-работниц.

В 1897 г. она поступила на Высшие женские педагогические курсы в Петербурге не филологическое отделение. Там она специально занимается русской историей и литературой, а также методикой преподавания и воспитания. Одновременно она очень усердно изучает марксистскую литературу, просиживая ночи над «Капиталом», участвует в студенческом движении. В 1900 г. она делает свои первые литературные опыты. В январском номере журнала (русско-еврейского) «Книги востока» за 1900 г. печатается ее перевод с немецкого эссе Натана Самуэлиса о Гейне. Окончив курсы в 1900 г., Малка возвращается в Минск, где она начала свою нелегальную революционную работу, с целью продолжить начатое дело…

… В числе интеллигентов, которые вели активную агитацию и пропаганду среди еврейской бедноты, была молодая, энергичная, темпераментная Малка Лившиц, которая назвала себя «ЭСТЕР»…

— … После курсов Эстер занялась педагогической деятельностью. Заведовала и преподавала в Минской еврейской профессиональной школе и на вечерних курсах. Одновременно она вела постоянную работу в революционных кружках. Эстер жила большими интернациональными интересами. В связи со смертью Вильгельма Либкнехта в 1900 г. она написала реферат: «История немецкого рабочего движения». Когда в Минске был создан литературный центр Бунда, Эстер приняла в нем активное участие. Она писала статьи для нелегальной газеты «Минский рабочий», прокламации, речи и т.д.

В 1902 г. Эстер вышла замуж за инженера химика Бориса Фрумкина. Через год у них родилась дочь Фрида. Борис был человеком очень способным и деятельным, но со слабым здоровьем. В 1898 г. он был уже членом Бунда и в том же году отбывал тюремное заключение в петербургской тюрьме «Кресты», где заболел легкими. Сын зажиточных родителей, он в 1903 г. уехал на лечение в Берлин, а потом в Швейцарию, и в 1904 г. он там умер…

_____

 

Ниже я приведу еще некоторые выписки из статей Фольковича. А сейчас скажу несколько слов о муже М. и об их отношениях.

У. М. хранилось несколько фотографий Бориса Фрумкина (буду писать БФ), фотография его могилы и две открытки от него. Потом они попали к Жене, и несколько лет назад она передала их мне.

БФ родился 21 сентября 1874 года и умер от туберкулеза 20 апреля 1904 года, не дожив пяти месяцев до 30 лет.

Самая ранняя его фотография снята летом 1888 года. Он – в гимназической форме. На обороте написано:

— В память 19  19-21/X  00 Смоленска.

Так как в мамином перечислении дат жизни М. указано, что с осени до рождества 1900 г. она была в Петербурге, то, надо полагать, что в отмеченные дни: 19, 20 и 21 октября 1900 года, она находилась в Смоленске и там встретилась с БФ, а может быть, тогда и познакомилась с ним. И он в память об этих днях подарил ей бывшую при нем старую гимназическую карточку.

На следующей фотографии он в очках, с усами и бородкой; на нем пиджак и галстук-бабочка. На обороте он записал даты: 11/14 сентябрь 1900 г. – Пасха 1900 – и – по-еврейски: — 1899 вечер Йомкипура.

Что это за даты? Видимо, БФ и М. были знакомы не позже осени 1899 г.

У Тани (дочери Сани) оказалась еще одна фотография от 14 сентября 1900 г. (может быть, это как раз был йомкипур?). На ней пять человек: М., БФ, мама (Гиточка) и неизвестные молодой человек и девушка. М. здесь 20 лет, а маме семнадцать.

Затем идет фотография, где БФ в зимнем пальто. На обороте он сделал надпись:

— «Это» родная?!… 29/XI 1900

Борис

Все эти фотографии сделаны в Минске.

Наконец, три последние фотографии почти тождественны, лишь на одной из них БФ снят немного в другом ракурсе. Все они сделаны в Sankt-Blasien’e (Bad. Schwarzwald). На обороте одной из них написано:

— Моей большой девочке.

На обороте второй:

-Моей маленькой девочке,

т.е. только что родившейся Фридочке. И на обороте третьей:

— Дорогой Гинечке в память о Liegehalle (веранда для лежачих больных) и Militarische Hamorerken(?)

и что-то по-еврейски (там есть слово «Фриден» — свобода?), и стоит дата:

14/ XI 1903   St-Blasien.

На обороте первой из этих трех фотографий уже рукой М.(?) записаны некоторые даты:

1904 — St-Blasien

1905 – Минск

1906 – Минск. тюрьма

1907 – Петерб.

1908 – Вил.тюрьма

1090 – Женева

Эта фотография снизу подломана. Скорее всего, она все время была с М.; в частности, и во время ее пребывания в тюрьме в Минске в 1906 г. и в Вильне в 1908 г.

Судя по этим датам, М. в 1904 съездила в St-Blasien, там же была и мама; наверно, они присутствовали на похоронах БФ. Вероятно также, что в 1907 г. М. съездила в Петербург.

Сохранились еще две открытки от БФ из Петербурга от 10-го июня 1901 г. (они отправлены в один и тот же день).

Интересен адрес на этих открытках. На одной из них он выглядит так:

Господину

Я Лившицу

Ново-Московская. Дровян.склад

Минск.губ.

Для Марьи Николаевны

Кто эта Марья Николаевна – я не знаю. Позже из упоминания в мамином письме от 9/XI 14 г. стало вероятным, что это – сестра БФ, кот.я уже не застал. Я знал только Ольгу Николаевну.

На второй открытке вместо «Дровяной склад» стоит «сд» (т.е. «собственный дом»; любопытно, что «сд» написано вместе и строчными буквами). И адресована она Гите Яковлевне. Вероятно, маме было непривычно, что ее называли по имени и отчеству: ей было 18 лет.

Собственно говоря, писать текст на этих открытках было негде: почти всю оборотную сторону занимал портрет: на первой открытке Достоевского, а на второй – В. Соловьева. БФ поместил на них всего по несколько строк. На первой из них написано:

— Прикомандировав(л?) тебя в качестве молокочерпия к Мане. Следи, чтобы она пила и ела во-время и много. Выгоняй ее на дачу в июле.

(Последнее предложение написано так неясно, что оно расшифровано только предположительно.)

На второй открытке, предназначенной маме, БФ пишет:

— Даю полномочие иметь неукоснительное наблюдение за Маней, чтобы она вела себя прилично в всех отношениях и не слишком много работала.

От того времени сохранилось еще несколько фотографий без БФ: фотография М. с подругой и подпись:

Снимались 25 апреля 1898 г. в память Петербургской жизни 1897/98

И ниже:

Моей милой дорогой Марии

Роза(?)

Фотография М. в шляпке с еврейской надписью на обороте. Скорее всего, эта карточка сделана год спустя в 1899 г.

Более ранняя фотография девушки с надписью от 12/IV  1896 года от подруги по гимназии Жени Конской, а также фотографии без подписи трех сестер, мамы и, наконец, М. с Фридочкой на руках. Фридочке тогда было всего несколько месяцев, так что этот снимок относится к 1903 году, и, наверно, такая карточка была послана БФ в С-Блазиен.

И это – всё. Что же можно из всего этого заключить? Скорее всего, роман М. и БФ начался осенью 1899 года, а осенью 1900 г. они были помолвлены и поженились не в 1902 (как пишет Фолькович), а в 1901 г. Это был брак по горячей и искренней любви. Во всяком случае, написанные в шутливом тоне открытки от 10 июня 1901 г. свидетельствуют, что БФ и М. уже были женаты и выражают серьезную заботу БФ о здоровье М. Почему он так беспокоится о ее здоровье? Не совсем исключено, что она была беременна, но, видимо, дело кончилось выкидышем. Ведь Фридочка родилась только в 1903 году. Вероятно также, что у М. был в какой-то форме туберкулез.

Возможно, БФ Фридочку так и не видел, или же видел ее только в первые месяцы ее жизни. Ведь в ноябре 1903 г. он уже наверняка был в С.-Блазиене. Кстати сказать, я отыскал С.-Блазиен на карте; он находится не в Швейцарии, как пишет Фолькович, а в Германии в Шварцвальде, а ныне – в ФРГ.

Весной 1904 г. мама какое-то время провела там у постели БФ, а на его похоронах в конце апреля 1904 г. присутствовали и мама, и приехавшая М.

Это была огромнейшая трагедия в ее молодой жизни.

А Фридочку М. воспитывала только урывками: в 1906 г. она сидела в тюрьме в Минске, с осени 1906 по июнь 1908 г. находилась в Вильне, в том числе с октября 1907 г. по июнь 1908 г. сидела в тюрьме. Затем, проведя всего несколько дней в Минске, она уехала за границу, так что за пять лет до июля 1911 г., когда она вернулась в Минск, она видела Фридочку лишь дважды: в марте 1908 г. в Вильне, когда Фридочку привозили на свидание к ней в тюрьму, и в июле 1908 г. перед отъездом М. за границу.

В 1911 г. Фридочке было уже восемь лет, и главная тяжесть по ее воспитанию с самого начала лежала на бабушке. Впрочем, Фридочка сразу же стала центром и кумиром всей семьи.

 

11.

Продолжаю выписки из статей Фольковича:

— … С 1904 г. Эстер начинает еще более активную практическую политическую деятельность. Она разъезжает по городам и местечкам, где делает доклады, организует подпольные собрания. За короткое время она приобрела широкую известность в рабочих кругах. Весной 1905 г. она приняла участие во Всероссийском съезде учителей, который в то время имел большое политическое значение. Эстер была одним из виднейших руководителей социал-демократического крыла съезда.

Во время выборов в первую русскую Государственную думу весной 1906 г. Эстер была арестована. Мать ее, кроме больших переживаний, имела большие заботы, так как по желанию дочери она должна была обеспечивать питанием всю камеру. Через четыре месяца Эстер была освобождена из тюрьмы и снова принялась за активную работу.

Осенью 1906 г. Эстер вступила в редакцию виленской «Фолкс-цайтунг» («Народная газета»). Во время открытия 2-й Государственной думы в марте 1907 г. она поселилась в Петербурге как корреспондент при думе. Ее большие, с комментариями, обзоры о работе думы читали с большим интересом.

После разгона в июне 1907 г. 2-й думы Эстер вернулась в Вильну, где работала в «Народной газете», а позднее в «Надежде», а также преподавала на вечерних курсах. В октябре 1907 г. она вместе с некоторыми другими деятелями была арестована в редакции «Надежды».

В тюрьме Эстер призывала арестованных к протесту против суда над фракцией социал-демократов в думе и пыталась организовать демонстрацию. 11 июля 1908 г. Эстер была приговорена к 3-м годам ссылки в Вологодскую губернию, но в связи с болезнью легких ей было разрешено выехать за границу. В тюрьме состоялась ее встреча с пятилетней дочерью, которую к ней привела бабушка…

________

 

В статье «Бундовская печать» в 8-м томе 1-го издания БСЭ м. названа в списке основных работников 1-го (подпольного) периода этой печати (в этот список входит и папа). Что же касается 2-го периода (с октября 1905 г. по февраль 1917 г.), то отмечено, что М. входила в состав редакции ежедневной газеты «Дер Векер» (Будильник), выходившей с декабря 1905 г. в Вильне; в первое время у этой газеты был подзаголовок – «орган Бунда», и она являлась центральным органом Бунда. Закрытый в феврале 1906 г. (на № 30), «Дер Векер» последовательно заменялся сначала ежедневными газетами – «Фолксцайтунг» (Народная газета) (февраль 1906 – август 1907 г.) и «Гофнунг» (Надежда) (сентябрь-октябрь 1907) и, наконец, еженедельником «Моргенштерн» (Утренняя звезда), выходившим до конца  1907 г.

Далее в этой статье «Бундовская печать» написано, что с мая 1912 г. возобновляется периодическая пресса выпуском в Варшаве двух номеров еженедельного органа «Лебенс Фраге» (Вопросы жизни), в редакцию которой входила М.. На № 2 журнал был закрыт, а все захваченные члены редакции и администрация журнала были арестованы, преданы суду и присуждены к каторге и ссылке. С декабря 1912 г. в Петербурге выходит еженедельная газета «Ди Цайт» (Время), 60 номеров, а затем в 1914 г. «Унзере Цайт» (Наше время); в составе их редакций была и М. (из-за границы).

Таким образом, М. постоянно и очень активно участвовала в бундовской прессе, не говоря уж о том, что она писала статьи и брошюры, так что ее литературная деятельность была очень большой и разнообразной.

Возвращаюсь к выпискам из статей Фольковича:

— … За границей Эстер также вела активную работу. Длительное время она вела работу в Галицийском Бунде. Она приняла активное участие в Черновицкой конференции еврейского языка (август 1908 г.). К этой конференции она проявила особый интерес: как филолог и как преподаватель еврейского языка (одна из первых преподавателей еврейского языка в России), как постоянный сотрудник еврейской прессы, а также потому, что в конференции участвовали Перец, Шолом-Аш, Авраам Рейзен, Г.Д.Номберг, доктор Хаим Житловский и другие выдающиеся люди… Но удовлетворения от этой конференции Эстер не получила, так как большинство ее участников мало интересовалось вопросами еврейской лингвистики. Эстер была возмущена тем, что трудящиеся массы Черновиц не были привлечены к участию в конференции. По характеристике Эстер, это было случайное собрание, не отражавшее настроения ни народных масс, ни интеллигенции, ни культурной работы, которая велась на еврейском языке (из информации Эстер в 4-м томе сборника «Новое время», издававшемся в Вильне в 1908 г.).

За границей Эстер изучала социальную педагогику, практически и теоретически изучила национальный вопрос в Австрии. 9 месяцев Эстер провела в Женеве – в центре Бунда за границей, где она выполняла много ответственных партийных поручений…

________

 

Далее Фолькович пишет:

— …Осенью 1909 г. Эстер нелегально вернулась в Россию… Она участвует в редактировании ряда сборников и брошюр, сама много пишет, в основном о воспитании, о национальном вопросе (например, в «Цайтфраген» I том, 1909; II том, 1910; V том, 1910). В 1910 г. вышла ее работа «К вопросу о еврейской народной школе»…

_______

 

Откуда Фолькович взял, что М. вернулась в Россию осенью 1909 г., мне неизвестно. Мама, отмечая в своем дневнике даты, связанные с жизнью М., пишет, что она вернулась только в июле 1911 года. Я склонен был бы вовсе не верить дате Фольковича, но подкупает и настораживает слово «нелегально». Можно допустить, что мама сознательно не записала это в своем дневнике из конспиративных соображений. Но это было бы довольно странно: запись мамы сделана в декабре 1916 г.; к тому времени М. была еще раз арестована (в Одессе) и снова выехала за границу, затем ей было разрешено вернуться в Россию, и, в конце концов, она оказалась в Астрахани. События 1909 г. отошли в далекое прошлое, и маме незачем было скрывать, что М. возвращалась в Россию в 1909 году. Поскольку Фолькович пользовался биографией М., опубликованной в ноябре 1917 г.  (см. ниже), то вопрос для меня остается все-таки неясным, но я больше склонен верить маме.

Продолжаю выписки из статей Фольковича:

— … Во время избирательной кампании в 4-ю думу осенью 1912 г. Эстер вместе с М. Рафесом и Айзенштадтом поселилась в Одессе, где им удалось выпустить несколько номеров еврейской газеты. Вскоре их арестовали. После четырехлетнего содержания в тюрьме Эстер сослали в Астраханскую губернию. В связи с плохим состоянием здоровья удалось добиться для нее разрешения выехать за границу. Там она работала в венской редакции «Времени» и в других издательствах…

Дальнейшая часть биографии М., написанной Фольковичем, относится уже к 1914 и более поздним годам. Годы 1914-1916 куда более полно и достоверно отражены в переписке мамы и папы, которую я буду позже подробно разбирать и цитировать. Тем не менее, приведу еще одну цитату из Фольковича, в которой идет речь об этом времени:

— … По материалам департамента полиции в начале 1914 г. Эстер должна была вернуться в Россию. В сообщении от 27 января 1914 г. департамент описывает ее приметы и дает указание соответственным инстанциям о задержании ее. Но из биографии Эстер, которую опубликовала минская газета «Будильник» 2-го ноября 1917 г., когда Бунд выдвинул Эстер кандидатом на Всероссийское Учредительное Собрание, а также из дневника Гиты (сестры Эстер), где записано подробно, где и когда Эстер приходилось бывать, не видно, что она в начале 1914 г. находилась в России. Как видно, департамент полиции здесь допустил ошибку, или же она действительно намеревалась вернуться в Россию, но потом изменила решение.

К началу войны 1914 г. Эстер находилась в Женеве. Здесь ей удалось получить разрешение на возвращение в Россию. После длительного путешествия через Скандинавские страны она в конце 1914 г. приехала в Минск.

Из Минска она вынуждена была нелегально уехать. Несколько месяцев она находилась в Ромнах, а потом месяца 4-5 в Черном Яру (в Астраханской губернии) и отсюда она перебралась в Астрахань…

________

 

12. Одочка

О маме я расскажу позже, а пока напишу то, что знаю об Одочке до 1914 года.

Год ее рождения мне достоверно не известен. Довольно долго я считал, что она родилась в 1886 году. Но на днях я позвонил по телефону Гиточке в Харьков, и она сказала, что помнит, как Одочка ей говорила, что когда она родила Гиточку, ей было то ли 27, то ли 29 лет. (Гиточка родилась в 1918 году.)

Сначала я в этом усомнился, но, внимательно разглядывая фотографии Одочки — девочки, убедился, что это весьма правдоподобно. Окончательно меня склонила к году рождения 1891 запись в перечне дат ее жизни из маминого дневника: там сказано, что до нового 1909 г. Одочка жила в Минске, а затем уехала в Петроград  (т.е. в Петербург; мамина запись относится к 1916 году, а, как известно, в начале войны 1914-1918 гг. город был переименован в Петроград). Если сравнить эту запись с аналогичными записями, относящимися к М. и маме, то ясно, что это означает, что Одочка кончила гимназию в 1908 году. Да и Женя, которой я после разговора с Гиточкой позвонил, сказала, что когда Аннушка пришла в нашу семью, — в 1905 году, — Одочка была гимназисткой.

Конечно, остаются еще некоторые сомнения: надо привыкнуть к такому толкованию фотографий, но так или иначе, теперь я определенно считаю, что Одочка радилась в 1891 году.

Вот запись из маминого дневника, относящаяся к ней:

 

Одочка.

До нового 1909 года в Минске.

До весны 1912 г. в Петрограде.

(Летом в Минске, и 2 л. ездила

с труппой П. Гирштейна).

Май и июнь 1912 г. в Лондоне.

До февр. 1913 г. евр. труппа, между

пр. в Екатериносл.

В февр. за Маню в Петрогр., заболела,

приехала в марте в Минск.

Побыла до мая.

Май – август 1913 г. Славянск.

Зима 1913 г. Елисав-град, заболела.

В марте 1914 г. домой.

В мае хлопотать за Арона, вернулась

в июне из Петрограда.

В сентябре 1914 г. Кишинев, Гомель,

Екатер.слав и т.п. до июля 1915 г.

до 24 авг. в Минске.

От 24 авг. 1915 до 11 авг. 1916 г. в Черкасах,

Крыму.

До 21 авг. 1916 г. Минск.

До наст.в. в Бердянске.

________

 

Вот практически все, что известно об Одочке до мая 1914 г. О 1914-17 годах я буду писать ниже: ее жизнь в это время отражена в маминой и папиной переписке. Итак, что же известно.

Одочка кончила гимназию в 1908 г. и после Нового 1909 года уехала учиться в Петербург. По словам Гиточки (ее дочери), она училась на курсах Станиславского и одновременно, чтобы иметь право жить в Петербурге, — в Акушерском училище, которое и закончила, получив звание акушера. Что касается Станиславского (как отложилось в памяти у Гиточки), то это, конечно, ошибка. И на каких курсах она училась, еще надо постараться выяснить.

Почему Одочка была в 1912 г. в Лондоне мне неизвестно. Мама с папой ездили туда после свадьбы только в 1913 году. Виделась ли Одочка с папиными родителями? Знала ли она их? С папой-то она несомненно тогда уже была хорошо знакома; вероятно, уже давно.

Играть в театре она начала еще во время учебы на курсах. В февр. 1913 г. Одочка ездила в Петербург хлопотать за М., которая в это время сидела в тюрьме в Одессе, а в мае-июне 1914 г. – хлопотать за папу, сидевшего в тюрьме в Вильне: мама тогда была на последнем месяце беременности – и 28 мая родила Саню.

Всюду белые пятна. И вряд ли что-нибудь еще удастся узнать.

 

13. Мама

И о маме до 1914 года у меня есть только очень скудные сведения. Вот выписка из ее дневника:

 

Гит.   До окт 1902 г. дома

До июля 1902 г. Берлин.

(на пасхе дома).

Окт. 1902 г. по окт. 1904 г. Цюрих.

(весну, лето 1903, лето 1904 в

Минске, весну 1904 г. в С. Блазьене)

Окт. 1904 по апр 1905 Берлин.

По июль 1905 Цюрих.

По сент 1906 г. Минск.

по дек. 1907 Цюрих (весн. Магдебург,

июль СТасьлен (неразборчиво)

дек 1907 – март 1908 Минск и Вильна

март – май 1908 г. Харьков

июнь, июль 1908 г. в Петрогр

по наст вр в Минске.

 

в 1910 г. О.

в 1911 г. Берл.

в 1913 г. Лондон

в 1916 г. Сибирь

___________________

 

Пасха – 1916 г.

 

Это – вся запись. В ней много загадочного (не считая одного не разобранного мною слова).

Первый вопрос – это год рождения мамы. Если она родилась в 1883 году, то в 1901 г. ей было 18 лет. А М. закончила гимназию в 17 лет. Вероятно, в 17 лет и полагалось ее заканчивать. Тогда мама либо родилась в 1884 г., либо год провела, готовясь к заграничной поездке для учебы. Второе – маловероятно. Поэтому, пока не удастся все выяснить, буду все-таки считать, что мама родилась в 1883 г., хотя наиболее вероятно, что в 1884 году.

В одном из писем к маме в 1916 г. папа спрашивает ее: сколько ей исполнится: 33 или 34 года. Если бы мама родилась в 84 году, то ей исполнялось бы 32. Это, хотя и слабый, но все же аргумент в пользу 83 года.

Мама училась медицине в Берлине и Цюрихе.

В 1901-02 учебном году – в Берлине.

в 1902-03 и 1903-04 – в Цюрихе.

(Весну 1904 г. она провела в Санкт-Блазиене с умирающим Борисом Фрумкиным)

в 1904-05 – в Берлине, а с апреля по июль 1905 – в Цюрихе.

Затем год она провела в Минске.

Второй вопрос – чем объясняется этот годичный перерыв в учебе. Может быть, обстановкой в России: шла революция. А весной 1906 г. М. была арестована в Минске, и ясно, что и это задержало маму.

Затем мама с сентября 1906 года до декабря 1907 г. опять училась в Цюрихе, с небольшими выездами из него.

Итак, мама училась пять лет: почти два года в Берлине и три с лишним года в Цюрихе.

До марта 1908 г. мама находилась в Минске и в Вильне, где в тюрьме сидела М. Затем три месяца она провела в Харькове и два в Петербурге. Зачем?

Скорее всего, она в это время проходила необходимую процедуру для получения права работать врачом в России: сдавала экзамены? Защищала диссертацию? Оформляла документы?

Я уже упоминал о сохранившемся документе о том, что как удостоенная звания лекаря она исключается из Раковских мещан. Приведу его полностью:

 

Удостоверение

7 марта 1909 г. № 234

безсрочное

 

Дано сие от Минской Казенной Палаты, за надлежащими подписями и приложением казенной печати, Гите-Двейре Янкелевне Лифшиц, вследствие ее прошения в том, что постановлением Палаты, состоявшемся февраля 1909 г., она, Лифшиц, исключена с первой половины 1909 г. из Раковских мещан, Минского уезда, как удостоенная степени лекаря. Гербовый сбор уплачен. Февраля 20 дня 1909 г.

 

Управляющий палатой                      (подпись)

Начальник отделения   (подпись)

Столоначальник   (подпись)

 

Круглая               Минской

печать                  казенной

гербовая              палаты

 

Из этого документа следует, что мама к началу 1909 г.  была удостоена степени лекаря. Это, по-видимому, означает, что она уже в России в марте – мае 1908 г. в Харькове, а затем в июне – июле 1908 г. в Петербурге прошла все необходимые для степени врача процедуры.

Я думаю, что мама и за границей защитила диссертацию (на степень доктора?), но чтобы иметь право практиковать в России, особенно женщине, несомненно, необходимо было перезащитить ее здесь. Почему я думаю, что речь идет именно о диссертации? Дело в том, что в одном из своих писем к маме из Сибири после того, как мама с Саней приезжали к нему летом 1916 г., папа пишет:

 

— … На другой день стал разбираться в своем имуществе… На шкафике лежит твоя вышитая салфетка (ты ее забыла или оставила нарочно?), на ней я нашел забытую тобой гребенку, на окне две из игрушек Санички, среди книг твою диссертацию и доклад к съезду в Минске…  в ящике стола части твоей рукописи…

 

Доклад к съезду врачей в Минске в январе 1914 г. был опубликован и в трудах съезда, и отдельной брошюрой. Он называется: Новейшие взгляды на обмен веществ в клетке (теория Abderhulden’a). У меня есть ксерокопии и того и другого издания. Но у мамы была опубликована и еще одна статья в М и н с к и х       в р а ч е б н ы х   и з в е с т и я х   № 2 за 1913 г. стр. 31. Вот ее полное название:

 

 

Внутренняя секреция

Женщина врач Г. Я. Лившиц

(Доклад, читанный в годичном публичном заседании о-ва Минских врачей 14 декабря 1912 года).

 

Может быть, это и была мамина диссертация? Во всяком случае, никаких других маминых публикаций, кроме этих двух статей, я, — пока, — не обнаружил. А папа в своем письме говорит, что нашел мамину диссертацию и доклад «среди книг». Поэтому можно думать, что это были оттиски, а не рукописи.

К сожалению, эта мамина статья у меня есть только на очень мелкой фотопленке.

Кстати сказать, в № 9 тех же Минских врачебных известий за 1910(3?) г. на стр. 22 опубликован список действительных членов общества минских врачей, и там под номером 25 имеется:

Лившиц Гита Яковлевна, ординатор еврейской больницы. Год избрания 1909.

 

Так что мама, видимо, начала работать врачом, — ординатором Минской еврейской больницы, — с начала 1909 года.

Продолжаю читать выписку из маминого дневника. Она заканчивается записями о нескольких ее поездках. Две последние из них понятны: в 1913 г. мама с папой ездили в Лондон к папиным родным, а в 1916 г. мама с Саней навещали папу в ссылке в Сибири. А вот первые две непонятны.  «Берл.», вероятно, означает Берлин. Зачем мама туда ездила? И уж совсем непонятна первая запись: «в 1910 г. – О.» Что это за О.? – Одесса? Может быть, это и в самом деле какой-то намек на то, что М. в 1909 г. нелегально приехала в Россию и в 1910 году находилась в Одессе? Но, скорее всего, все эти четыре последние записи связаны с папой.

________

 

В 1909 году мама стала работать врачом в больнице. Но этим ее работа не ограничивалась. Вскоре она у себя дома открыла лабораторию.

Во врачебном указателе за 1913 г. в отделе I (врачи по специальности) указаны по специальности химико-бактериология 4 врача, в их числе есть и мама. Она указана и в общем алфавитном списке всех врачей Минска. В разделе III среди женщин-врачей (их было всего 3 человека) первой названа мама. Есть там и подробный список всех врачей Еврейской больницы (Губернаторская ул. д. 52-54). Учреждена эта больница была в 1828, коек в ней 85, лечение бесплатное, главный врач Л.Я.Поляк; среди 9 ординаторов названа и мама.

В различных изданиях – и в этом врачебном указателе, и в книжке «Минск в кармане» за 1914 г., и во многих номерах «Минских врачебных известий», а наверно, и в газетах, мама помещала объявления о своей лаборатории. Эти объявления несколько варьировались и по тексту, и по оформлению, но в общем, это была реклама. Вот одно из них:

Химико-Бактериологический

и патолого-гистологический

Кабинет

женщины-врача

Г. Я. Лившиц

Минск губ.

Богадельная 20, ряд. с гост. «Дагмара»

 

Изследование мочи, кала, мокроты, желудочного содержимого и т.п.

Изследование обмена веществ. Изследование крови.

Биологические реакции (реакция Wasserman’а, реакция Widal’я и т.п.)

Гистологическое изследование мочи.

Приемные часы от 4 ½ — 6 ½ ч. дня.

Анализы принимаются во всякое время.

________

 

Из этого объявления видно, какую огромную работу взвалила на себя мама. И выполняла ее совсем одна. А в наши дни, наверно, для этого потребовался бы штат в несколько десятков человек.

Мама держала для исследований и для анализов много морских свинок, а возможно, и других животных. Из переписки с папой (относящейся к более позднему времени) видно, сколько сил эта работа у нее отнимала. Но она давала ей необходимый заработок. Хотя я не думаю, что она завела лабораторию только для заработка: она продолжала и какие-то научные исследования. В частности, позже, в 1916 г. она посылала какую-то свою работу на конкурс.

Эта лаборатория показывает и высокий уровень маминых знаний, ее квалификацию. Вряд ли в наши дни врач-терапевт помимо основной работы сумел бы проделывать все эти разнообразные анализы.

Мама была широко и основательно образована. Она свободно владела по крайней мере пятью языками: еврейским (идиш), русским, немецким, английским и французским. Как врач, да к тому же учившийся за границей, знала латинский язык; в гимназии, конечно, училась и латинскому, и греческому. Несомненно, она в какой-то степени, как интеллигентная женщина из еврейской семьи, учила и знала древне-еврейский (иврит). Относительно английского, например, в одном из папиных писем (от 26/V 15г.) он рассказывает о своих занятиях, о своем изучении английского и, в частности, пишет:

— … Если проведу в ссылке еще год, буду свободно читать и, пожалуй, немного писать. В понимании делаю большие успехи. Произносим мы, конечно, варварски, но тут уж ничего не поделаешь. Так что, сударыня, если мы еще раз поедем в Англию, сказки нашим племянникам и пл-цам буду уж рассказывать я, а не ты…

Мама писала стихи и по-русски, и по-еврейски. В уже упоминавшемся мною письме папы от 9 августа 1916 г. он пишет, что после маминого с Саней отъезда он нашел тетради ее стихи по поводу именин Льва Борисовича (скорее всего, Каменева, — еще где-нибудь напишу об этом). А в письме мамы от 14/XII 14 г. она приводит свои стихи Сане, написанные в йом кипур. В одном столбике еврейский оригинал, а рядом в другом столбике их перевод на русский язык. Вот русский текст:

 

Дай Бог,

Чтобы Саня жил.

Был добр и весел

И умен как царь Соломон,

Здоров и красив.

И его судьба, как он сам.

 

И потом мама прибавляет:

… На первом месте у меня добр и весел, пот.что только такие люди, по-моему, способны к счастью. Я бы предпочитала, чтобы он был, как Бернард Палисси, кот.всю жизнь делал фарфор, был нищим, отдал за фарфор жену и детей и видел его потом раз, чем самоудовлетворенный, спокойный и сытый врач или что-нибудь в этом роде…

 

Позже я еще вернусь к этому маминому письму.

Мама вообще интересовалась поэзией. Например, в письме папе от 30 декабря 1915 г. она переписывает для папы целое стихотворение Зинаиды Гиппиус. Мама пишет:

— … Я прочла в Биржевых вед. одно стихотворение, кот.мне ужасно понравилось. Я его все твержу про себя. Вот оно:

«Второе Рождество», стих Гиппиус

 

Белый праздник. Рождается предвечное слово.

Белый праздник идет и снова

Вместо елочной, восковой свечи

Бродят белые прожектора лучи.

Мерцают сизые стальные мечи

Вместо елочной, восковой свечи.

Вместо ангельского обещанья

Пропеллера вражеского жужжанье,

Подземное страданье ожиданья

Вместо ангельского обещанья.

Но вихрю, огню и мечу

Поклониться навсегда не могу!

Я храню восковую свечу,

И снова ее зажгу!

И буду молиться снова, —

Родись, предвечное слово!

Разбуди тишину земную!

Согрей землю родную!

 

Неправда ли, прелестно! Это очень сильно, и я напишу его Одочке, чтобы она его читала на вечере каком-нибудь. И это верно, что нужно «разбудить тишину земную», хотя все полно грохота оружия…

 

Это, конечно, относится к более позднему времени, — к концу 1915 г., но любовь мамы к поэзии существовала всегда. Вот папа в письме от 31 октября 1914 года пишет:

— … Я пару вечеров подряд, когда настроение было особенно раздраженное, брал в руки Лермонтова. Ты помнишь, при каких условиях ты мне его подарила. Перед твоим отъездом в Берлин ты отметила те стихотворения, кот. тебе особенно нравились. Некот. из них я теперь читал, и это меня приближало к тебе, роднило с тобой. Я живо помню те тяжелые месяцы, когда и верилось, и отчаяние приходило, когда так тянуло к тебе, и когда гордость не позволяла слишком близко подходить…

 

О какой маминой поездке в Берлин папа здесь вспоминает? Из приведенной выше выписки из маминого дневника видно, что мама последние два раза была в Берлине в 1905 и в 1911 годах. Ясно, что речь идет о ее поездке 1911 года. И значит, именно в это время они уже любили друг друга, и развивался их роман. Больше ничего об их отношениях до женитьбы я, в сущности, не знаю. Как-то папа рассказывал, что они с мамой вместе читали Маха; вероятно, это было примерно в то же время, или на год или два раньше.

А когда они познакомились?

Думаю, что это случилось на несколько лет раньше. Папа был, несомненно, хорошо знаком с М. по работе в Бунде. С 1908 г. папа руководил бундовским издательством «Ди Вельт» в Вильне, и в этом издательстве была напечатана брошюра М. «К вопросу о еврейской народной школе». Мама окончательно вернулась в Минск в 1908 году и с 1909 г. начала работать врачом. Можно быть уверенным, что к этому времени они с папой были уже хорошо знакомы. В письме папы от 19/XII 14 г. есть намек, что они впервые объяснились на новый 1912 год.

Их свадьба состоялась в июле 1913 года. Довольно сложно вычислить дату свадьбы, но надеюсь, что по некоторым данным ее удастся установить.

<Здесь в тетради 04 вложен листок с вычислениями и датами.                       Поскольку нет обычного для вставок указания, куда это вписывать, я            не перепечатываю его. На следующей странице тетради есть                            детский рисунок Любы В. с подписью И.А.: «май 1985 г. Люба».>

Хотя папа был на нелегальном положении и жил под чужой фамилией, а мама была сравнительно известным человеком с определенным положением, эта свадьба была проведена по всем еврейским правилам, как предписывает религия. С тех пор иногда маму называли Лившиц-Вайнштейн. И, между прочим, например, она просила как-то у папы выслать ей из Сибири разрешение на получение отдельного вида на жительство. Папа по этому поводу немножко поиронизировал, но такое разрешение, официально заверенное местными властями: Яланским волостным старшиной и волостным писарем, выслал.

Как согласились на этот брак мамы с нелегальным дедушка и бабушка, я не очень представляю. Но ведь и у них старшая дочь была профессиональным революционером.

После свадьбы мама и папа совершили свадебное путешествие в Англию к папиным родителям и провели в Лондоне месяц. Они еще застали в живых дедушку: он умер 19 ноября 1913 года по новому стилю, вскоре после их отъезда.

После этого они виделись только урывками. Папа находился в постоянных разъездах по революционным делам и изредка приезжал в Минск. Они встречались во время съезда минских врачей в январе 1914 года и, — в последний раз до папиного ареста, — 17 февраля 1914 года. 9 февраля 1915 года мама пишет:

— … 17 февраля минет год, как мы с тобой последний раз как следует виделись. А после нашей свадьбы уже больше 1 ½ лет. И тут чувствуется весна, и тебя нет, и ни в какую весну тебя нет, и я хочу плакать…

_______

 

24 марта папу арестовали, а 16 июня мама пишет ему в тюрьму:

— … Сегодня утром я послала тебе посылку с летним бельем. Я еще вложила твою соломенную шляпу, кот. мне так нравилась, помнишь? в прошлом году.

<примечание автора на полях:  «Есть папина фотография, в этой шляпе.>  Как много событий у нас произошло за этот год. Несмотря на все то, что случилось, это был самый счастливый год в моей жизни…

 

<конец тетради 04>

 

 

 

 

 

 

 

[1] <вставка-сноска к стр 676 тетради 04> Весьма вероятно, что это Юлия Гольдман, сестра Либера, о которой папа пишет в своих воспоминаниях о Дзержинском (см. стр 3 и 4 в листках к стр. 682 <в тетради> ниже). Вот что написано о ней в «Материалах для истории еврейского рабочего движения в России»  Н. Бухбиндера:

— Юлия Исааковна Гольдман, род. в 1879 г., окончила виленскую гимназию, училась на акушерских курсах, привлекалась в 1898 г. по делу «Раб. Знамени» и в 1901 г. в Вильне по нелегальной типографии, обнаруженной у Герша Бейлина (О.1901). Умерла 10 июня 1904 г. в Женеве.

Так что по возрасту она практически ровесница папе и понятно, что он помнит ее 18-ти-летней девочкой. Если это действительно Юлия Гольдман, то странно, что только теперь в 16 г. папа получил известие об ее смерти. Так что не исключено, что речь идет о другой Юлии. Тем более, что папу интересует, что с ее ребенком.

В общем, вопрос остается. (примечание 1994 г.) <конец вставки-сноски>

[2]  «Пролетарская революция, 1926, IX (56), 72-80)

[3]  Дзержинский был соучеником Либера по гимназии [КЕЭ т. 4, стр. 793] – (мое примечание    1994 г.)

[4] Под фамилией Свентославский – примечание Ю.Красного

[5]  Правильно – Лившиц (все примечания мои)

[6]  «Будильник». Это был главный орган Бунда. Как старательно редакция избегает слова Бунд. (мои примечания)

[7]  Главный редактор газеты «Эмес» («Правда») (мои примечания)

[8]  Еврейский рабочий, покушавшийся на виленского губернатора в 1902 г. – см. стр. 637 <в тетради> (мои примечания)

[9]  В приведенной выше статье из БСЭ сказано, что М.Я. стала проректором КУНМЗа в 1921 году. Этому и следует верить. (мои примечания)

[10]  Голос народа, Орган культурно-общественного союза евреев в Польше. Варшава, суббота, 22 мая 1965 г. № 79(3193), XX год издания

[11]  Не помню, была ли жива в 1965 году Ольга Николаевна Каган (урожденная Фрумкина), сестра мужа М. – Бориса Фрумкина. Скорее всего – да. Тогда Фолькович мог встретиться с нею, и она могла что-то сообщить о пребывании М. в гимназии и о Борисе Фрумкине.