Евгений Александрович Вайнштейн

С годами все больней понимаешь, что люди уходят. Все и навсегда. Так понимаешь, что начинаешь даже к себе примеривать это прощальное дефиле. И то, что в молодости студило кровь и передергивало от пяток до макушки, уже выглядит… Чушью, что ли…
К мысли о неизбежности привыкаешь. Честное слово! Неизбежность… Еще одно гадкое слово. Но, как бы там ни было, когда уходят дорогие тебе люди – больно. Очень больно.
Я стараюсь не говорить о главном. Потому что всю неделю молчал и, казалось бы, свыкся, а вчера позвонил Виоланте Владимировне Ртвеладзе расспросить, как это случилось, и чуть не заплакал. Как же погано, что ушел Вайнштейн. Евгений Александрович.
Это был на самом деле большой человек. Не по должности, но по сути. В таких случаях обычно именем ушедшего называют улицы, учреждают стипендии или объявляют конкурсы. Чтобы, простите, “увековечить память”. Я пытаюсь представить, как бы это выглядело.
Ежегодный традиционный конкурс за мужество. В 1991 году Вайнштейн возглавил Апатиты. На пять лет. Самые, пожалуй, тяжелые пять лет в новейшей истории страны и города. Закрывались предприятия, люди оставались без работы, без денег, без надежды. А те, что работали, денег не получали, их просто не было. Продуктов тоже не было. Вера в новую жизнь таяла, все больше крыли “демократов”, притом за все – за то, что нет водки и колбасы, что по полгода не платят зарплату, хлеба не хватает, в больницах нечем лечить, а батареи в домах едва теплые – нет угля, за развал СССР… В недрах начинало урчать и подрагивать, и ведь могло рвануть! Порой бывало страшно – все могло обернуться большой бедой. И вот Вайнштейн берется за работу главы города.
И еще обещания дает! И обещания не хоть как-то выжить, а тогда невероятные и, на первый взгляд, даже нелепые.
Открыть в Апатитах церковь. В то время и одна-то церковь в Кировске чаще пустовала. Потому что атеисты, потому что голодному не до Бога. И только мудрый человек смог предвидеть, что многие из нас скоро придут к Богу.
Так что можно еще премию имени Вайнштейна за мудрость учредить.
А еще одну – за дальновидность и доброту. В начале девяностых многие выпускники школ не ехали поступать в другие города. Страшно было, денег не было. Они назвали себя “потерянным поколением”. И глава города, захлебываясь в злой и холодной текучке, решил, что нам нужен свой вуз. И пообещал университет. И сделал.
А журналисты его особенно любили. Он был открыт. Не врал. Не скрывал. Всегда доброжелательный, никогда высокомерный. Да, еще можно учредить стипендию за интеллигентность.
Ой, а за порядочность! Я уверен, он никогда не юлил, не подличал, не искал выгоды для себя.
Я не пытаюсь покрыть память о нем шоколадом. За других говорить не стану, но Вайнштейн, которого я знал, был именно таким. По-настоящему большим человеком.
Умер он от внутреннего кровотечения. Был в Москве, собирался уже в аэропорт, чтобы лететь домой, но стало плохо. “Скорая”, больница, диагноз, операция, другая больница, подготовка к операции, но вена внутри прохудилась совсем. Похоронили его в Москве.
Завтра, в субботу, в церкви на Белореченском, в “его” церкви, в девять утра начнется панихида, прийти может каждый. Потом все перейдут через дорогу в университет, в “его” университет.
Ушел Вайнштейн. Нас стало очень-очень меньше.
Игорь Дылёв.